LITMIR.BIZ

Скачать книгу

в колодец и сдвинул над собой чугунную плиту.

      – И ты боишься смерти? – усмехнулся Ганс. – Все ее боятся. Часовой, зябко потирая руки, торопливо докуривал сигаретку.

      – Холодно? – спросил Ганс, освещая фонариком заиндевелые стены. – Конечно, холодно. В такой шинели ты через час до костей промерзнешь. Давай-ка лучше помоги Гансу, – и он протянул часовому один термос. – Никто сейчас посты не проверяет. До смены успеем.

      Тот согласно кивнул головой, повесил на грудь автомат и взял термос. Еще Гансу показалось, что румын загадочно улыбнулся и кивнул на промерзлую черноту узкой трубы, мол, давай, поторапливайся.

      – Хоть ты и румын, а вроде ничего парень, – обрадовался Ганс. – Пошли.

      Он освещал впереди себя фонариком и, скрючившись в три погибели, лез по трубе. Румынский часовой – за ним.

      Труба, казалось, никогда не закончится. Но вот стало чуть просторнее. Через десяток метров Ганс постучал в массивную стальную дверь. Сначала открылся маленький глазок, потом дверь заскрипела и отодвинулась.

      Под низким бетонированным куполом тускло горела маленькая электрическая лампочка.

      Немцы сразу засуетились, выхватили у часового и Ганса термосы. Весело гогоча, они уселись за стол. Было их пятеро.

      Ганс развязал на шее грязное вафельное полотенце, снял каску с подшлемником, что-то ответил толстому ефрейтору, показывая на своего помощника, и присел возле круглой чугунной печки отогревать руки. А часовой, неожиданно для хозяев бункера, щелкнул затвором, и длинная автоматная очередь гулко зарокотала под низкими сводами.

      Пулеметчики вразвал повалились на бетонированный пол.

      Ганс в страхе вытаращил глаза, раскрыл рот, чтобы закричать, но крик застрял в горле, а руки сами поднялись вверх.

      – Вот и все. А Кирилл Яковлевич сомневался, – сказал Ермаков, поворачиваясь к Гансу. – Ну, чего глаза вытаращил? Охота, поди, жить-то?

      Ганс икнул, продолжая стоять на корточках у печки с поднятыми руками.

      – Ладно, хрен с тобой, живи пока, – Ермаков положил на стол автомат и скинул шинель.

      Потрясенный Ганс увидел, что перед ним самый настоящий советский офицер. Он снова икнул и, не удержавшись на полусогнутых ногах, привалился к стене.

      – Что, фриц, коленки задрожали?

      – Их бин Ганс. Ганс…

      – Фриц, Ганс… Какая разница?! А ну поднимайся! Все вы – фашисты.

      – Найн, найн, – испуганно залепетал немец. – Ихь нихт фашистен. Ихь бин арбайтен[1].

      Ермаков поднял за ворот шинели Ганса на ноги. Не успел немец сообразить, чего от него хотят, как с него была сдернута шинель, выдернут из пояса брючный ремень и скручены за спиной руки.

      – Ну, раз ты просто Ганс и не фашист, то садись вот здесь и не митингуй.

      Ермаков бросил в угол пустой ящик и усадил на него Ганса.

      – Как не крути, а все ж помог мне. Потому грешно тебя в расход пускать. Ферштейн?

      – Нихт ферштейн.

      – Дам по башке

Скачать книгу