Совок. Жизнь в преддверии коммунизма - Эдуард Камоцкий

Скачать книгу

дощечку всю жизнь. Ему так было приятно вспоминать, что у него была «своя» квартира, и на двери была медная пластина с его именем, хоть и спали в ней дети на стульях и на столе. После Отечественной войны мамин брат нашел могилу дедушки, поставил новый крестик из крошки и прикрутил к нему эту пластинку проволочкой. Когда сам состарился, уход за могилкой был недостаточным, и могилка пропала. Кладбище на Лахте, где мы жили после возвращения из Белоруссии, старое и еще до войны, я помню, новые могилы оказывались на месте старых, заброшенных после революции могил. А может быть, и более ранних – Лахта, пожалуй, не моложе Петербурга, а кладбище все одно и то же – в небольшой березовой рощице.

      Переезжал дедушка из Питера основательно – с мебелью. Предполагал, вероятно, навсегда. Приехал он в родное поместье к брату (Казимиру). Дом был большой – большой зал, хозяйская столовая, в большой кухне стол и двух ярусные нары для работников. Четыре комнаты, но и народа стало несчетно. Выделили дедушкиной семье комнатку и что-то вроде кладовки, приспособленной под спальню дедушке и сыну – Вячеславу. Дочери опять спали по очереди на двух кроватях и на стульях, и на том же питерском столе.

      О том, что Иосиф Фастович был помещиком, и где было его поместье, рассказала племянница дедушки – Юлия Петровна (в замужестве Васильева), а наши ни дедушка, ни бабушка, ни их дети о прошлом не говорят, таков был страх. Ведь, им удалось уехать из этой Белоруссии и спастись, а некоторые погибли в ссылках.

      Только сейчас тетя Геня (ей в 2003 году будет 90 лет) стала делиться воспоминаниями.

      Когда мы вернулись из Белоруссии в Питер, и поселились на Лахте, от соседей скрывалась наша связь с Белоруссией. По документам все было ясно: ну мало ли кто, откуда приехал. Вся страна переехала, в основном из деревни в город. Но если какой-нибудь мерзавец, или просто «бдительный гражданин» обратил бы внимание соответствующих органов, то тогда те должны были бы «принять меры», чтобы их самих не обвинили в «пособничестве» – термины в кавычках тогда были очень распространены. Бабушка следила, чтобы в общий туалет не попал, в качестве использованной туалетной бумаги, конверт с белорусским адресом – а вдруг! Ведь кто-то мог поднять и прочесть….

      Тетя Геня пишет, что на Лахте бабушка следила, чтобы в семье не говорили по-польски. Все дети бабушки родились в Петербурге, где разговорным языком был, естественно, русский, в семье Фастовичей в Загорье говорили по-польски, а в поселке говорили по-белорусски, так что и русский, и польский, и белорусский были для них родными языками, но предков и родословную надо было забыть.

      А предки-то были трудягами. И среди помещиков, таких тунеядцев, как Ноздрев или Манилов, было мало. Процветали Собакевичи, Кирсановы, Левины. Беззаботно и достойно жить могли только отставные чиновники достаточно высокого ранга и отставные военные в высоком чине.

      Примерно через год после отъезда дедушки из Питера, благодаря НЭПу голод в Питере прекратился, а вернуться уже было некуда. Квартира

Скачать книгу