LITMIR.BIZ

      Когда я возвращаюсь, в очередной раз заперев ворота и калитку, в столовую, фей, усадив меня в кресло у камина, и помогая снять тенниски, тихо уточняет:

      – Любимый, а Тотьма, это….. Там же – смертники, да?

      Я ошеломленно смотрю на нее, беру за подбородок, приближаю ее лицо к своему:

      – Да. Ты все слышала? Но… откуда ты? – Я растерянно умолкаю, не в силах сказать что то еще, хватаюсь за голову: «О, господи.. С ума сойти! Он бежал из колонии для смертников, возможно, из одиночной камеры.. Кто там сидит: убийцы, разбойники??!»..

      – Голубка! – Хриплю я, раздувая ноздри, и не слыша, как частит и бьет в запястье мой собственный пульс – Жизнь моя, обещай мне, Христа ради, даже если рвота будет кусками крови, не выходить из дома ночью.

      – Хорошо! – Фей совершенно спокойно встает и подходит к камину, зябко обняв руками плечи. – И ты – обещай. То же самое. – Она садится на пол, согнув колени, смешно подвернув крохотные стопы, пяточки. Берет в руки спички, неумело чиркает ими.– Боже, любовь моя, что же ты делаешь, чтобы огонь разжечь?! – Она смеется своим обычным серебряным колокольчиком, рассыпав нотки легкого звона по паркету. В камине вспыхивает тихое пламя, осторожно лижет дрова, как рыжая усталая собака, а крохотная женщина с фарфоровым личиком, изумленно уставившись на испачканные ладошки: шепчет тихо, обреченно, обращаясь словно бы – вовнутрь себя.

      – Номер триста пятый. У них там нет имен. Они все – без имени, Боже Святый. Спаси и сохрани!

      Глава семнадцатая. Сфумато фея…

      – Ну и как же ты, брат, все это прозевал то? – Допытывает с улыбкой Ворохов – старший своего отпрыска, держа в руках махровое полотенце – Такие дела, а ты! Эх, брат! – Мишка качает головой, в притворном сокрушении, и вытирает вихры Лешика, мокрые после душа, так сильно, что тот начинает отчаянно крутить головой, разбрызгивая вокруг себя капли воды и солнечных искр сентябрьского утра: