Семьдесят два градуса ниже нуля - Владимир Санин Русская литература. Большие книги

Скачать книгу

буду разогреваться работой, а также зажгу костер из горбыля и двух-трех досок.

      Учитывая, однако, что принятые меры могут оказаться лично для меня недостаточными, прошу не винить за последствия экипаж поезда, так как идущий впереди Савостиков никак не мог видеть, что тягач № 36 заглох, так как на 23:30 видимость стала ноль из-за пороши.

      Алексей Григорьевич! Синицын не подготовил топливо, отсюда все наши беды…»

      Зачеркнул как следует последнюю фразу. Сами разберутся, кто виноват, а то получается, что он, Гаврилов, жалобу сочиняет, а не деловую докладную записку.

      И продолжил:

      «Григорьич! Начальником поезда назначь Никитина, заместителем Игната Мазура. Если что, друг, не поминай лихом.

      Твой Иван».

      В кабине стало заметно холоднее. Паста из шариковой ручки не выдавливалась, и Гаврилов достал карандаш.

      «И. О. начальника поезда тов. Никитину В. А.

      Валера! Поставь Давида замыкающим. Мой тягач брось, сними с него, что надо, а сани пусть подцепит Савостиков. Учти, на сотом километре у зоны трещин вехи занесло, в пургу ни шагу, стой, пока Маслов не проложит курс. Характеристики на всех пиши с Игнатом и обсуди на коллективе. Если никто не вылезет из оглоблей, дай всем положительные. Если на Пионерской сумеете забраться в дом, то на камбузе есть соль и десяток мороженых гусей, точно помню. Ну, бывай.

      Гаврилов И. Т.

      Сынки! Держитесь друг за дружку – и черту рога обломаете.

      Батя».

      Все, отписался. Самое трудное осталось…

      По тому, как замерзли руки, державшие карандаш и записную книжку, понял, что температура в кабине опустилась много ниже нуля. Наверно, каждую минуту холодает на градус, а то и на два. Последние, самые трудные строчки – и пора выходить, жечь дерево. Растер кисть, погрел ее в рукавице и стал медленно выводить:

      «Катюша, сыночки! Уж такая случилась неудача…»

      Глухо заныло сердце, горький спазм перехватил дыхание.

      Смерти Гаврилов не боялся, слишком часто за пятьдесят лет она подкарауливала его, и он привык к мысли о том, что рано или поздно звезда перестанет светить. Как и все старые полярники, он никогда не говорил об этом, но знал, что не опозорит свой последний час излишней суетливостью, которая, бывает, перечеркивает все хорошее, что было в человеке при жизни, и надолго оставляет у живых неприятный осадок. «Веселиться в жизни всякий умеет, – говорил комбриг, – а ты сумей весело отдать концы! Умирать, братцы, нужно с достоинством, с улыбкой».

      Ну, с улыбкой – это слишком сильно сказано, а с достоинством он умереть сумеет. Не в этом дело. Умереть – это больше не знать и больше не увидеть: не знать, дойдет ли поезд, не увидеть Катю и мальчишек.

      И письмо его – последнее!

      Осознав этот факт, Гаврилов решил, что писать письмо не станет. Он не любил возвышенных слов, какими говорят в театре, считал их неискренними и сентиментальными, а именно такие слова и просились на бумагу. К тому же пальцы уже не гнулись, буквы получались

Скачать книгу