LITMIR.BIZ

Скачать книгу

ляет посреди концерта, но это то, чем мы не можем пренебречь. А теперь мы будем говорить об отвратительных вещах…

Стендаль. Пармская обитель

      Уничтожьте народ, истребите, заставьте его молчать. Потому что просвещение Европы гораздо важнее народа.

Достоевский. Из черновиков к роману «Братья Карамазовы»

      Европеец во мне утратил покой.

Джозеф Конрад. Глазами Запада

      1

      Безмолвие снега

Поездка в Карс

      «Безмолвие снега», – думал человек, сидевший за спиной шофера в автобусе. Если бы это было началом стихотворения, он назвал бы безмолвием снега то, что он чувствовал.

      На автобус, который должен был отвезти его из Эрзурума в Карс, он успел в последнюю минуту. Он добрался до автовокзала в Эрзуруме после двухдневного пути из Стамбула сквозь снег и ураган, и, когда, бродя с сумкой в руках по грязным и холодным коридорам, попытался узнать, откуда отправляется автобус, который отвезет его в Карс, какой-то человек сказал, что автобус отходит с минуты на минуту.

      Помощник водителя в старом «магирусе», на который он все-таки успел, сказал: «Мы торопимся», потому что не хотел опять открывать багажник, и путешественнику пришлось взять с собой в автобус большую вишневого цвета дорожную сумку фирмы «Балли» – теперь он сидел у окна, поставив ее между ногами. На нем было толстое пальто пепельного цвета, купленное лет пять назад во Франкфурте, в магазине сети «Кауфхоф». Сразу скажем, что в те дни, которые он проведет в Карсе, это прекрасное, невероятно мягкое пальто станет для него источником смущения и беспокойства, но в то же время будет дарить ему чувство уверенности.

      Автобус отправился в дорогу, и, в то время как сидевший у окна путешественник, словно надеясь увидеть что-то новое, во все глаза рассматривал окраинные кварталы Эрзурума, крошечные нищие бакалейные лавки, пекарни и помещения ветхих кофеен, пошел снег. Этот снег был гуще и крупнее того, что сыпал по пути из Стамбула до Эрзурума. Если бы путешественник, сидевший у окна, не устал так в дороге и внимательнее посмотрел бы на огромные снежинки, планирующие с неба, как птичьи перья, он смог бы почувствовать, что приближается сильный буран, и, возможно, вернулся бы назад, поняв, что отправляется в путешествие, которое изменит всю его жизнь.

      Но ему и в голову не пришло вернуться. Он смотрел на небо, которое, когда начало вечереть, стало светлее земли, и видел кружащиеся на ветру снежинки, становившиеся все крупнее, – но они казались ему не предвестниками приближающейся беды, а возвратившимися наконец знаками счастья и чистоты из далекого детства. Неделю назад путешественник, сидевший у окна, впервые за двенадцать лет вернулся в город, где провел годы детства и где был счастлив. Он вернулся в Стамбул из-за смерти матери, пробыл там четыре дня, а потом отправился в эту совершенно случайную поездку в Карс. Он чувствовал, что этот сверхъестественно красивый снег делает его счастливым даже больше, чем Стамбул, который удалось увидеть впервые за долгие годы. Он был поэтом и много лет назад в одном стихотворении, малознакомом турецкому читателю, написал, что даже и во сне однажды в жизни можно увидеть, как идет снег.

      Снег шел – медленно и безмолвно, как во сне, – и путешественника, сидевшего у окна, наполнило чувство чистоты и безгрешности, которое он годами страстно искал, и он радостно поверил в то, что сможет не чувствовать себя в этом мире чужим. Спустя какое-то время он сделал то, чего не делал давно и что ему даже не приходило в голову, – просто заснул в кресле.

      Давайте тихонько расскажем о нем, воспользовавшись тем, что он спит. Вот уже двенадцать лет, как он жил в Германии политическим изгнанником, хотя политикой особенно никогда не интересовался. Главной его страстью была поэзия, занимавшая все его мысли. Ему было сорок два года, он никогда не был женат. Пока он сидел, скрючившись в кресле, этого было не заметно, но для турка он был довольно высокого роста, у него была светлая кожа, в дороге ставшая еще бледнее, и светло-каштановые волосы. Он был застенчив, ему нравилось одиночество. Если бы он знал, что, уснув, через какое-то время из-за тряски в автобусе уронит голову на плечо соседа, а затем себе на грудь, он очень смутился бы. Путешественник, навалившийся всем телом на соседа, был человеком добросердечным, справедливым, порядочным и оттого печальным, подобно нерешительным и неудачливым в личной жизни персонажам Чехова. Позже мы часто будем возвращаться к теме печали. Сразу скажу, что путешественника, который, как я понимаю, не сможет долго спать в такой неудобной позе, звали Керим Алакушоглу, однако ему совсем не нравилось это имя, и он предпочитал, чтобы его звали Ка[1] – по первым буквам имени и фамилии: в этой книге я буду звать его так же. Еще в школе наш герой отваживался упрямо подписывать контрольные и экзаменационные работы «Ка», затем в университете писал «Ка» в ведомости посещаемости и из-за этого всегда конфликтовал с учителями и чиновниками. Поскольку он приучил свою мать, свою семью и своих друзей к этому имени и под этим именем выходили книги его стихов, то в Турции и среди турок, живущих в Германии, за именем Ка закрепилась негромкая загадочная слава. Подобно шоферу, который,

Скачать книгу