Скачать книгу

как птицы, которых я рисую. В эти дни мое единственное утешение – представлять, как каждая пришпиленная бабочка вдруг взлетает, каждое чучело сумчатого просыпается, каждый сохранившийся образец растения расцветает и ковром расползается по мраморному полу, словно лес, снятый в режиме замедленной съемки, и каждая птица оживает, взлетая под купол и упархивая прочь. В те дни, когда туман приходит и вгрызается в мой живот, точно острозубый паразит, лишь эти видения могут меня спасти.

      Конечно, есть и более продолжительное, более материальное спасение – работа. Я могу часами рисовать, например, обыкновенную гагару с ее чернильно-черной головой, белой полосой на шее и замысловатыми точками и ломаными прямоугольниками, каскадом спускающимися поперек крыльев. При должном старании я могу превратить мертвенную неподвижность птичьего оперения в поразительное подобие жизни.

      Из фойе музея я попадаю в коридор и поднимаюсь в свою студию – хорошо освещенный офис со старым металлическим столом, оттесненным в угол моим кульманом[1]. Вертикальные полки забиты листами чертежной бумаги и мягкими карандашами, разложенными по номерам и мягкости графита. Темные бутылки чернил соседствуют с безумным количеством перьев, рядом с ними лежат по цветам радуги тюбики краски – красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый и все промежуточные оттенки.

      Сажусь за кульман и смотрю на Молл, огромный зеленый газон с протянувшейся по нему белой цепочкой музеев и памятников. Потребовалось девять лет, чтобы заполучить офис с видом на американские вязы, которые вот-вот выпустят хрупкие мартовские почки, и здание Смитсоновского института. Я проработала здесь всего день и поняла, что обрела дом. Вчера мне исполнилось тридцать шесть, коллеги с песнями пришли сюда и настояли, чтобы я задула свечи на маленьком торте. Они не знают, что вода поднимается. Скоро я достигну тридцати семи, любимого числа моего отца, финальной точки, которую он так и не перешагнул.

      Беру кисточку. На столе – наполовину готовый рисунок кайеннской пигалицы (Vanellus chilensis). Головка украшена изящным черным хохолком. Делаю поярче бронзовые пятна в верхней части крыльев, затем дорисовываю серые, черные и белые участки. Для клюва потребуется кисть номер ноль. Отворачиваюсь от окна к стеллажам и перебираю чистые, аккуратно разложенные принадлежности.

      Уже тружусь над самым кончиком клюва, как вдруг звонит телефон. Приходится отвлечься.

      – Лони, это Фил.

      На крошечную долю секунды думаю, что брат вспомнил о моем дне рождения. Но быстро возвращаюсь в реальность.

      – Что-то случилось?

      – Мама упала. Тебе лучше приехать. – Брат запинается. – И… рассчитывай, что задержишься надолго.

      Она сломала запястье, продолжает Фил, но главная беда не в этом.

      – Лони, она как-то странно себя ведет. У нее что-то с памятью…

      – Да брось,

Скачать книгу


<p>1</p>

Чертежный прибор пантографной системы в виде доски, установленной вертикально или под углом. Здесь и далее прим. пер.