ТОП просматриваемых книг сайта:
Плавильная лодочка. Карагандинская повесть. Е. И. Зейферт
Читать онлайн.Название Плавильная лодочка. Карагандинская повесть
Год выпуска 2023
isbn 9785444821842
Автор произведения Е. И. Зейферт
Серия Художественная словесность
Издательство НЛО
Возможность удержаться на нескольких плотах сразу.
Я сильнее повести. Она – живая энергия. Она насыщает. Когда отдаешься ей, высвобождаешь внутренние ключи. Магму новой силы. Повесть как человек, но я сильнее его. Я отшвыриваю ее, и она, не раня меня, уходит. Я возвращаю ее и снова питаюсь ее силой. И вновь отбрасываю ее от себя. Повесть всегда возвращается новой. Пожалуй, ей стыдно вернуться не иной. Я не церемонюсь с ней и не прячу своего эгоизма. Сильное существо льнет ко мне и целует подол моего платья. У повести нет ушей и глаз, если она все еще доверяет и ждет. Я терпелива, я молчу. Повесть окликает меня, и я вновь отзываюсь.
Теперь она уже агрессивна. Ибо ей хочется жить. Она хватает меня за запястья – на моей коже остаются багровые полоски. Отбрасывать от себя рождающуюся объемную вещь, швырять ее оземь – чревато. Ее энергия все равно прорывает кожу, причем очень больно… Произведение грубо тычется в меня и ищет свое название, и пока это – «Плавильная лодочка». Я по-королевски отдаю себя капризам внешней жизни, калеча свое произведение, постоянно окунаясь в «другое» слово, ежедневно требующее меня на ковер. Уже несколько не рожденных произведений во мне – они наверняка умерли, ими могла стать повесть, но уже не станет. Стоит представить, сколько во мне вообще брошено трупиков не родившихся текстов, чьи ткани, нитки еще ищут и находят внутри меня пищу, как небрежно махнешь рукой – нужно думать о жизнеспособном, жизнелюбивом, знающем воздух и свет.
Когда на новой ступени каскада танцуешь черного лебедя, а сквозь твою кожу не прорезаются перья и радужки не становятся багрового цвета – это стрельба в молоко. Повесть, а вернее, язык ее настолько овладели мной, насколько я пытаюсь им противостоять, сбрасывая на время с закорок, ибо сохранить за собой право на собственную жизнь, пусть как на черновик по сравнению с беловиком или оригиналом повести, – это возможность удержаться на нескольких плотах сразу. Рождающееся произведение – как энергетический напиток, им хочется напиться, но теряешь землю из-под ног, летишь, а рядом – берлинские стены, камни на шее, лето без дождей. Ты везде нужен. И гедонизм творчества воспринимаешь как каприз, эгоистический маневр, детский трюк, дающий возможность мнимого ничегонеделания.
Мое утро в аэропорту. Грея руки о чашку кофе, я задумалась, как давно я не была одна – без людей и фантомов, без героев и образов. И необходимость встретиться с самой собой встала как дело первостепенное, готовое совершиться на моих глазах и, по всей вероятности, обещающее новые внутренние пейзажи. Повесть вся родилась целиком внутри меня, она вычерпывается с любого места, стоит только прислонить к ней ухо. Порой она зовет, но голос ее вплетен во множество других.
Язык повести можно пить и есть, он из органических волокон, и каждое слово сначала перекатываешь на языке, прежде чем одеть им уже давно рожденное внутри меня целиком тело произведения. В руках оказываются то лирические пустоты, то эпические нитки. Теперь вопрос за главным – где взять время и непреклонное душевное состояние на это вычерпывание? Время, которое нужно очистить от вторичного, наносного, время, окруженное самим собой. У меня порой нет времени даже обдумать, почему приходят те или иные фрагменты, а нужно раздвинуть, отодвинуть друг от друга окружающие меня внешние факты и события, как мысли при медитации, иначе облепившие меня вьюны внутренних смыслов заглушат друг друга.
По взаимному согласию, моему и вещи, мышцы повести пронизывают мой язык, и я говорю ею.
Теперь повесть молчит. Я перестала быть ей нужна, ибо стала ее частью.
Часть 1. ПЕЛЕНАЛЬЩИК
1941.
Изгнанник укачивает в себе дом.
Марийка течет жидкой металлической речкой.
Внутри каждого человека – зародыш дома. Когда человека гонят прочь, его внутренний дом сворачивается в еще не родившегося младенца. Изгнанник может не догадываться об этом, но он жив этой истиной. Он сидит на корточках, наклонившись вперед, и укачивает в себе дом. Несчастный поет дому песню, которую слышал внутри него младенцем. В песне нет ни слов, ни пауз. Поющий даже не шевелит губами. Дом тихонько засыпает, скрипят половицы, в постели ворочаются сонные люди. Изгнанник встревоженно и удивленно прислушивается к себе и понимает, что в этом доме живет и он сам. Блуждая в матрешечных отражениях, человек множество раз встречает себя. И благодаря этому остается самим собой.
Поезд жестко стучит колесами, а задремавшей Марийке кажется, что ее качают в люльке. Колыбелька похожа на лодочку. Всюду жаркая каменная печь. Девочка бормочет в полудреме, и лодочка словно поддакивает ей – так, так, так… Марийка распахивает глаза. Над люлькой – размытое улыбающееся лицо в синей шали. Девочка пытается подняться, чтобы разглядеть это лицо, но ее тело словно из свинца. Вместо языка тоже кусок металла. Девочка смежает веки, и сильное, убивающее тепло разливается по телу, Марийка течет жидкой металлической речкой в никуда. Налетает холодный, мокрый ветер, тело девочки твердеет, обретает очертания, ищет себя в пространстве.
Ранней весной отец в Гларусе подрубает несколько