Скачать книгу

слезы,

      Но гордый Чайльд им воли не давал.

      Объят тоской, бродил он одиноко,

      И вот решился он свой край родной

      Покинуть, направляясь в путь далекий;

      Он радостно удар бы встретил рока

      И скрылся б даже в ад, ища среды иной.

VII.

      Покинул Чайльд-Гарольд свой замок старый;

      Под гнетом лет, казалось, рухнет он,

      Его ж щадили времени удары:

      Держался он массивностью колонн.

      Там некогда монахи обитали,[13]

      Теперь же суеверия приют

      Театром стал пафосских сатурналий;

      Могли б подумать старцы, что настали

      Их времена опять, коль хроники не лгут.

VIII.

      Порою, словно тайну вспоминая,

      Измену иль погибшую любовь,

      За пиршеством, немую скорбь скрывая,

      Сидел Гарольд, сурово хмуря бровь;

      Но тайной оставалася тревога

      Его души; друзьям он не вверял

      Заветных дум и шел своей дорогой,

      Советов не прося; страдал он много,

      Но в утешениях отрады не искал.

IX.

      Хоть он гостей сзывал к себе не мало

      На пиршества, все ж не имел друзей;[14]

      Льстецов и паразитов окружала

      Его толпа; но можно ль верить ей?

      Его любили женщины, как мота:

      Сокровища и власть пленяют жен

      (При золоте метка стрела Эрота);

      Так рвутся к свету бабочки; оплота

      Там ангел не найдет, где победит Мамон.

X.

      Гарольд не обнял мать, пускаясь в море,

      С любимою сестрой в отъезда час

      Не виделся;[15] души скрывая горе,

      Уехал он, с друзьями не простясь;

      Не потому он избегал свиданья,

      Что был и тверд, и холоден, как сталь,

      Нет! Кто любил, тот знает, что прощанья

      Усугубляют муку расставанья…

      Лишь горестней нестись с разбитым сердцем в даль.

XI.

      Богатые владенья, замок старый

      Покинул он без вздохов и без мук,

      Голубооких дам, которых чары,

      Краса кудрей и белоснежных рук

      Могли б легко отшельника святого

      Ввести в соблазн, – все то, что пищу дать

      Порывам сладострастия готово…

      Ему хотелось мир увидеть новый

      И, посетив Восток, экватор миновать.[16]

XII.

      Надулись паруса; как будто вторя

      Его желаньям, ветер резче стал;

      Поплыл корабль, и скоро в пене моря

      Бесследно скрылся ряд прибрежных скал.

      Тогда в душе Гарольда сожаленье

      Проснулось, может быть; но ничего

      Он не сказал и скрыл свое волненье,

      Он твердым оставался в то мгновенье,

      Как малодушный плач звучал вокруг него.

XIII.

      В вечерний час, любуяся закатом,

      Он арфу взял; под бременем тревог

      Любил он волю дать мечтам крылатым,

      Когда никто внимать ему не мог;

      И вот до струн коснувшися рукою,

      Прощальную он песню затянул,

      В то время, как корабль, в

Скачать книгу


<p>13</p>

При прежнем владельце Ньюстада в озере найден был медный орел, внутри которого, в числе разных документов, оказалась жалованная грамота Генриха V, дающая «полное прощение за все преступления, совершенные монахами ранее 8-го минувшего декабря, за исключением убийств, если таковые совершены были после 19-го ноября». Монахи были постоянным источником разного рода забав для ньюстэдских «кутил». Френсис Годжсон насмешливо вспоминает о них в стихах «На развалинах аббатства в романтической местности»: «Утренний колокол, глухо раздаваясь в лесной просеке, уже не станет вызывать жирного аббата из его сонной кельи, предупреждая девицу (если только девица была там), что ей пора бежать», и пр.

<p>14</p>

В изображении одиночества Ч.-Гарольда, покинутого друзьями, отразилась одна подробность из личной жизни Байрона: старый школьный товарищ отказался провести с ним последний день перед отъездом его в путешествие, повинившись в письме, что он обещал своей матери и нескольким дамам пойти с ними по магазинам. Это был, по всей вероятности, лорд Делавар. «О, дружба!» говорил Байрон Далласу. «Я не верю, чтобы здесь остался кто-нибудь, кроме вас и вашей семьи, да еще, может быть, моей матери, кто бы беспокоился обо мне». Впрочем, по замечанию Чарльза Лэмба, Байрона нельзя понимать слишком буквально. Конечно, он был огорчен поступком товарища, и впоследствии, с целью усилить трагическое положение Ч.-Гарольда, придал этому частному случаю общее значение.

<p>15</p>

В одной из зачеркнутых строф прощания Ч.-Гарольда (см. ниже) он жалуется, что не видел сестры своей «уж более трех лет». Августа Байрон (род. в январе 1783, ум. в ноябре 1851), единокровная сестра поэта, по смерти своей воспитательницы-бабушки, графини Гольдернес, жила с детьми своей матери, леди Чичестер и герцогом Лидсом, иногда же гостила у своего двоюродного брата, графа Карлейля, и в семье генерала Гаркорта. В 1807 г. она вышла за своего родственника, драгунского полковника Джорджа Ли (Leign). С конца 1805 г. Байрон находился с нею в более или менее постоянной переписке, но личных свиданий между ними не было.

<p>16</p>

«На ваше замечание о выражении: «Central line (центральная линия, т. е. экватор) я могу ответить только, что до отъезда своего из Англии Ч.-Гарольд имел твердое намерение проехать в Персию и вернуться через Индию, чего он не мог бы сделать, не пересекая экватора», писал Байрон Далласу 7 сент. 1811. О своем намерении поехать в Персию в марте или не позже мая 1809 г. Байрон говорит в письме к матери от 7 октября 1808 г.