Скачать книгу

и увезли. Маму увезли еще раньше, а Лилю сразу после обыска отправили в детприемник, где она встретилась со многими своими друзьями – дочерями и сыновьями других арестованных партийных и административных работников.

      Первый раз маме разрешили написать Лиле в Баку в 1943 г., когда у мамы уже заканчивался срок, а мне шел пятый год. В этом письме мама просила Лилю, т. е. свою дочь и мою родную сестру, чтобы она выхлопотала себе разрешение приехать в Потьму и забрать меня из лагеря; мама написала Лиле, что я инвалид, паралич левой ноги, и очень мама боялась, что Лиля не сможет тянуть такую ношу, время трудное, послевоенное.

      На хлопоты о разрешении забрать меня из лагеря ушло много времени, почти до весны 1946 г. Ускорило всю эту тягомотину и бюрократическую волокиту только то, что 9 мая был объявлен День Победы. Наш лагерь ликовал. Женщины плакали, все ждали каких-то уполномоченных, которые должны приехать из Москвы, разобраться в их невиновности, исправить ошибки. Красили губы (проблемой было, где достать губную помаду и духи, на худой конец – какой-нибудь одеколон; запах бараков стал всех раздражать), делали прически, накручивали на волосы папильотки, пытались ухаживать за ногтями, в общем, весна буйствовала и разгоралась.

      По поводу окончания Великой Отечественной войны с крыльца главной конторы при огромном стечении женщин-арестанток и расконвоированных выступил начальник лагеря капитан Гурьянов. Он в моих глазах был образцом мужчины: широкоплечий, высокий, улыбчивый и, на мой взгляд, очень добрый. С какими бы просьбами и предложениями мама к нему ни обращалась, он всегда ее поддерживал. Много позже, уже «на воле», в Удмуртии, в Ижевске, мама мне рассказала, что капитан Гурьянов хотел усыновить меня и просил ее отдать меня ему: он говорил, что ей будет тяжело на воле с сыном-инвалидом, а он остался совсем один, родные погибли в оккупации, дом и все хозяйственные постройки сгорели во время немецких зачисток партизанских районов – не помню где, то ли в Украине, то ли в Белоруссии. Но мама наотрез отказалась отдавать меня. Капитан Гурьянов очень сожалел об этом.

      Мне капитан Гурьянов очень нравился. Приходя в детский барак с дневной или ночной проверкой, он всегда разговаривал со мной, рассказывал о войне, позволял надевать на голову его форменную фуражку. У него был мягкий командирский голос. При мне он никогда ни на кого не орал; ни на женщин-арестанток, ни на своих солдат и помощников. Один раз он меня спросил, кем я хочу стать. Я ответил: «Я хочу стать как вы». Он заулыбался и сказал: «Для этого надо хорошо учиться. Сначала в школе, потом в училище». Я всегда ждал его прихода. И очень сожалел, когда его перевели начальником в какой-то другой мордовский лагерь. Это случилось в начале лета 1945 г., уже перед самым моим отъездом на волю, действительно на волю, а не «на волю», куда отправляли лагерных детей, трех-четырелеток. Мама рассказала мне, что это делается очень часто, так как охранники и начальники лагерей начинают через определенное время испытывать привязанность

Скачать книгу