LITMIR.BIZ

      Не тратя времени задаром,

      осенним воздухом дыша,

      я по дощатым тротуарам

      иду с оглядкой, не спеша.

      Тут всё привычно и знакомо,

      все это я видал давно,

      машины возле исполкома,

      палатки, вывески, кино.

      Как вдруг из внешности всегдашней

      и повседневности самой —

      из леса рубленная башня

      явилась крупно предо мной.

      Она недвижно простояла,

      как летописи говорят,

      не то, что много или мало,

      а триста с лишним лет подряд.

      В ее узилище студёном,

      двуперстно осеняя лоб,

      ещё тогда, во время оно,

      молился ссыльный протопоп.

      Его проклятья и печали

      в острожной зимней тишине

      лишь караульщики слыхали,

      под снегом стоя в стороне.

      Мятежный пастырь, книжник дикий,

      он не умел послушным быть,

      и не могли его владыки

      ни обломать, ни улестить.

      Попытки их не удавались,

      стоял он твёрдо на своём,

      хотя они над ним старались

      и пирогом, и батогом.

      В своей истории подробной

      другой какой-нибудь народ

      полупохожих и подобных

      средь прародителей найдет.

      Но этот – крест на грязной шее,

      в обносках мерзостно худых —

      мне и дороже, и роднее

      иноязычных, не своих.

      Ведь он оставил русской речи

      и прямоту, и срамоту,

      язык мятежного предтечи,

      светившийся, как угль во рту.

      Попрощаться с утренней Москвою

      Женщина выходит на крыльцо.

      Бердыши тюремного конвоя

      Отражают хмурое лицо.

      И широким знаменьем двуперстым

      Осеняет шапки и платки.

      Впереди – несчитанные версты

      И снега, светлы и глубоки.

      Перед ней склоняются иконы,

      Люди – перед силой прямоты

      Яростно земные бьют поклоны

      И рисуют в воздухе кресты.

      И над той толпой порабощённой,

      Далеко и сказочно видна,

      Непрощающей и непрощёной

      Покидает торжище она.