Демократия и декаданс медиа - Джон Кин

Скачать книгу

в использовании портативными медиаинструментами, разрушает свойственную раннему Новому времени европейскую посылку, согласно которой частная собственность, рыночные условия, домашняя жизнь, эмоции и такие биологические события, как рождение и смерть, – нечто данное или богоданное. Все эти аспекты жизни ныне утрачивают свою «естественность». Становится очевидной их условность; порой они выступают предметом публичного расследования и политических действий. По той же самой причине коммуникационное изобилие не оставляет камня на камня от более древнего, исходно греческого убеждения в том, что демократическая публичная жизнь требует дополитических оснований, немногословной частной жизни (или, если использовать греческий термин, «идиотии»), которая характерна для «ойкоса», т. е. пространства домохозяйства и рыночной жизни, в котором производятся, распределяются и потребляются продукты, удовлетворяющие основные жизненные потребности. В эпоху насыщения медиа приватность той области, что называется частным рынком, сходит на нет. Несправедливости и неравенства, скрываемые рынком, больше не считаются необходимыми или неизбежными, раз они якобы никого не касаются.

      Так же, как и демократизация информации, деприватизация и демократизация приватного потенциала повседневной жизни – сложный и в высшей степени спорный процесс. Он подрывает устоявшиеся очевидности и предпосылки, которые некогда казались «естественными». Однако при том что предположительно априорные качества повседневной жизни ставятся под вопрос и критикуются, развивается и обратная реакция на весь процесс в целом. Появляется все больше политических возражений на разрушение приватности. Некоторые наблюдатели заявляют, расширяя и переворачивая стереотип XVIII в., что коммуникационное изобилие лишает граждан их идентичности, поэтому оно похоже не на богиню свободы, а на суккуба, демона в женском обличье, который, как считалось, насилует спящих мужчин, собирает их сперму и передает ее другим женщинам. Используя другие метафоры, некоторые обличают растущее давление, заставляющее выдавать секреты о частной жизни, называя его «тоталитарным»[46]. Другие критики говорят об этом иначе, разоблачая хищнические инстинкты чрезмерного освещения деталей частной жизни в медиа; обвинение в медиаубийстве – проблема, впервые отчетливо сформулированная в книге Джанет Мальколм «Журналист и убийца», – нередко становится лейтмотивом медиасобытий, например, когда публично отслеживались все подробности смерти принцессы Дианы, ставшей следствием того, что за ее скоростным автомобилем пытались угнаться так называемые папарацци[47]. Тогда как другие критики, ощущающие, что частная жизнь совершенно необходима для формирования здравого самопонимания, принимают решение не публиковать твиты, не покупать смартфон или не использовать электронную почту. Тот же смысл несут в себе

Скачать книгу

<p>46</p>

См., например, комментарий Жака Деррида: «У меня есть вкус к секрету, который, очевидно, связан с желанием ничему не принадлежать; меня охватывает страх, когда я сталкиваюсь с политическим пространством, например публичным, в котором нет места для секрета. Для меня требование выставить все на публичной площади и уничтожить любой внутренний форум – это более чем очевидный признак “тоталитаризации” демократии» (Derrida J., Ferraris M. A Taste for the Secret / G. Donis, D. Webb (eds). Malden, MA: Blackwell, 2001. P. 59).

<p>47</p>

См., например: Brown T. The Diana Chronicles. N.Y.: Doubleday, 2007. Этические опасности подглядывания медиа за личными подробностями жизни других были описаны в работе Джанет Мальколм (Malcolm J. The Journalist and the Murderer. N.Y.: Vintage, 1990. P. 1), где профессиональный журналист рассматривается как «своего рода мошенник, который охотится за людьми, пользуясь их тщеславием, невежеством или одиночеством, завоевывает их доверие, а потом бессовестно предает их. Подобно доверчивой вдове, которая однажды просыпается и узнает, что очаровательный молодой человек исчез вместе со всеми ее сбережениями, герой той или иной журналистской истории, давший на нее согласие, оказывается, когда книга или статья выходит, наедине с жестоким уроком, который ему предстоит выучить. Журналисты оправдывают свое коварство по-разному, в зависимости от темперамента каждого из них. Более пафосные говорят о свободе слова и “праве общества знать”; наименее талантливые говорят об Искусстве; самые приличные бормочут о том, что им нужно зарабатывать на жизнь».