LITMIR.BIZ

      Щепоть погружается в рот, губы Иннокентия Иннокентьевича синеют как у Пьеро, что закономерно, так как будущему письму, вероятнее всего, грозит драматическая судьба.

      Теперь зажмуривается и зевает уже сам Иннокентий Иннокентьевич, только чай, крепкий чай, теперь только крепкий чай.

      Чай?

      Чай.

      Вот это – напрасно. А вот это – напрасно

      Хотя и неплохо было бы. Хотя – вовсе и не факт.

      Анекдот.

      По этому поводу был какой-то анекдот. Какой анекдот?

      Надо бы вспомнить, что ли?

      Хорошо, напрягусь, вспомню, а кому рассказывать?

      И не факт, что анекдот смешной. Назидательный? Да. Однозначно. Но вот смешной ли?

      Назидание и смех редко сочетаются.

      Никогда.

      Ну и зачем нужен такой анекдот?

      Отстань.

      Прошло… прошло… семьсот шестьдесят семь дней. Ровно семьсот шестьдесят семь дней

      Однако какая память?! Какая все-таки память?! Да, анекдота не вспомнил. Так он и не нужен. Но устный счет! Устный счет – это, доложу я вам… Память, стало быть, на месте. Все же не зря мучили меня в детстве этими задачками. Страдания неописуемые. Однажды над такой задачкой вот этим самым карандашом ткнул себе в глаз. Не нарочно. Испугался! Думал, буду одноглазым. В девять-то лет лишиться глаза!

      Или в восемь?

      Нет, в девять, в девять, точно…

      Своим письмом Иннокентий Иннокентьевич не ставит задачи вернуть жизнеточащую оглушительную Валентину, так зовут бывшую жену Иннокентия Иннокентьевича. Мало того, сама мысль о возможном ее возвращении вселяет в его душу беспорядок и озноб. Скорее письмо это должно стать неким отчетом перед самим собой о прожитых семистах шестидесяти семи днях взрослого самостоятельного мужчины, способного к независимости в суждениях и поступках.

      Поступков было мало. Поступков, признаться, совсем не было. Что же касается суждений, они, конечно, присутствовали, но, вот странность, едва вспыхнув, тотчас угасали как слабые спичечные язычки.

      Причина короткой и бесполезной жизни суждений – кромешное отсутствие оппонентов.

      Собеседников действительно не стало. Те, что представляли интерес, спились или умерли, а те, что и прежде были малосимпатичны Иннокентию Иннокентьевичу, слились в едином брюзжании, на что, конечно, имели право.

      Да, имели право. Но не до такой же степени?!