LITMIR.BIZ

      Изольда никогда не любила мать; наверное, потому, что та никогда не любила её. Мама была сложна – немногословна, скупа на эмоции, иногда попросту взрывоопасна. Когда девушка вспоминала то, что могло вспомниться, что не было похоронено, вольно или невольно, в тяжёлых омутах детских впечатлений, она всегда видела отца жертвой. Жертвой матери. В глазах жены он всегда был в чём-то виноват, всегда за что-то оправдывался – этот большой, сильный человек, делавший сложные операции, за которые в городе часто кроме него никто не брался; человек, который мог помочь потерявшим надежду; человек, на которого молились, за чьё здравие ставили свечи в единственной чудом уцелевшей в городе церкви. Когда Иза поняла это, для неё стало ясно – отец ни в чём не виноват. Он не мог не уйти. Мама сделала всё, чтобы его потерять. Потому что женщины мудрее мужчин и, наметив себе жертву, они не промахиваются, не ошибаются. Они доводят дело до конца.

      Отношения же самой Изы с матерью – явление совсем другого порядка. Дочь просто замкнулась в коконе, не защищаясь, не реагируя на материны выпады. Со стороны это могло показаться слабостью, но на самом деле всё обстояло ровно наоборот. Изольда выросла сильной и потому знала: если отвечать матери её же оружием, мать этого не вынесет. И тогда непоправимое навсегда останется на совести дочери. А мать, со временем поняв, что её атаки не достигают цели, стала лишь обозначать нападение – просто боясь сломать о дочь свои последние зубы, которыми она так и не успела доесть Михаила Ивановича Пегова.

      Хотела ли Иза, чтобы мать прожила подольше? Нет, не хотела, ибо слишком хорошо её знала. Хотела ли Иза, чтобы мать умерла как можно скорее? Нет, не хотела, потому что никогда и никому не желала смерти. Тогда чего же она хотела? Она хотела, чтобы та оставила её в покое. Но это было невозможно. Поэтому она сублимировалась – до поры до времени в учёбу. Теперь же учёба подошла к концу. И это пугало Изу: она не знала, как быть дальше. Именно «быть», потому что как жить – более-менее понятно: иди «по накатанной», вот и будешь жить. Или – как будто жить. Но вот с «быть» – есть ведь разница, правда? – оказалось непонятно и оттого тревожно. Хотелось ответов, а вспоминалось лишь дантовское «земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу».