Скачать книгу

ли об этом судить?

      – Каждый человек наделен от бога правом высказывать свое мнение, – ответил Бандуроко. – Насчет грабежей скажу одно: куда еще было пойти мне, бывшему белому офицеру и дворянину, которого вы отовсюду гнали, как не на большую дорогу да с кистенем? Жить была охота, ох, какая охота…

      Он вышел. Потом его выследили в камышах за аулом, загнали в плавни, и он утонул. А через несколько недель вздувшееся тело Бандурко всплыло. Рыбаки похоронили утопленника.

      Время шло, наступил год 1933. Улица, на которой жил Исмаил, голодала. Голодал и он. Однажды в холодный зимний день Исмаил зашел в сарай, долго смотрел на Пчегуаля, мирно жующего сено, погладил его:

      – Старый конь, добрый конь.

      Тот отозвался на ласку, ощупал влажными губами ладонь хозяина. Она была пуста. Конь фыркнул.

      – Обиделся? – потрепал животное Дауров. – Тут, брат, ничего не поделаешь. Не ты, дети на нашей улице сахара несколько месяцев не пробовали.

      Потом Исмаил созвал мужчин-соседей, которые стреножили и повалили коня, а он перерезал горло другу, живой памяти о прошлом… Мясо засушили. Из него готовили жидкую похлебку почти месяц. Весну протянули на подножном корме, а по лету заколосились колхозные хлеба. Это время для голодающих было особенно трудным: сохли под палящим солнцем и отходили травы, закончились скудные запасы кукурузной муки, а брать пшеницу с полей не разрешали.

      Исмаил был для этой улицы братом, отцом, лучшим добытчиком. Главной своей человеческой заслугой он считал то, что люди, с которыми пришел в лихую годину, уходили с ним из нее, хоть и изможденные голодом, но живые.

      Он всегда недоедал: болела голова, опухли руки, ноги, шея. По утрам не хотелось подниматься с постели, потому что движение стоило сил, которых оставалось меньше и меньше. Как-то к нему наведался Хаджемук.

      – Э-э, друг, оказывается, ты совсем плох, – сказал он. – Так и помереть недолго. Неужто не мог обратиться ко мне?

      Исмаилу было неприятно сытое лицо Заура.

      – Я не один, – ответил он, – разве тебе по силам накормить всех, кто живет со мной рядом?

      – Была бы возможность, накормил бы.

      Хаджемук принес из тарантаса булку черного хлеба, кусок сыра, положил их на стол.

      – Казенный паек, – пояснил он, – поешь. И потом, не сиди без хлеба, заходи, чем смогу, тем помогу.

      Едва Заур уехал, через порог переступала и уселась на нем в голодном ожидании маленькая Мелеч, дочь соседской вдовы Кары. Жиденькие волосы, одряхлевшее личико делали ее похожей скорее на старушку, чем на ребенка. Она что-то прошамкала ртом с разрыхленными и кровоточащими от цинги деснами, протянула ручонку. Дауров усадил ее за стол и не прикоснулся к пайку, пока девочка ела.

      – Мелеч! – послышался с улицы голос ее матери.

      Исмаил открыл окно:

      – Девочка у меня. Кара.

      Женщина остановилась в дверях.

      – В самом еле дух держится, – тихо прошептала она, – а еще с кем-то делишься.

      – Мне много не надо, – отрезал полбулки и кусок сыра Дауров. – Возьми детям!

      Кара прижала еду к груди

Скачать книгу