Скачать книгу

Это – Закон. Закон суров и всегда на стороне Силы. Надо переждать. Будем терпеть.

      Вместе с различными советами – мыться… молиться… никому не верить… ничего не подписывать… – она всегда вставляла цитаты, которые черпала из эзотерических книг, или в бараний рог на свой лад скрученные без того туманные китайские изречения, которыми можно было объяснить что угодно, – универсальные истины на все случаи жизни.

      Если ты оступился, это все равно не доказывает, что ты идешь не в верном направлении; некоторые вещи можно постичь, только если ты идешь против течения реки Времени.

      С каждым новым ее посланием (дядя их присылал на имя Непалино) во мне оживал оркестр предыдущих эпистол, они вылетали, как осы на сладкое, и жалили. Я слышал ее голос (вкрадчивый, дрожащий), он точил меня, как жучок, переходя в визг дрели, – тогда голос становился пружинистым и хлестким, и слова въедались, как клещи, они отравляли меня, я даже думал с ее интонацией: Можно сходить в магазин за бутылкой, а можно не ходить. Все равно ничего не меняется. Ничего не меняется, ты знаешь. Все остается по-прежнему. Лучше лежать и ждать. Нужно переждать…

      Иногда строчки пробегали по ребрам (как палкой по забору), и сердце начинало суматошно биться, будто пустили электрический ток; тогда я невольно вспоминал целые страницы; слышал так ясно, точно мать стояла у нас за окном в поле и, взмахивая платком, выкрикивала: У Времени свои сезоны: мудрые, бархатные, холодные, жестокие… сезоны Любви, Ненависти, Безразличия… Они тянутся долго, а человек пребывает в суете… Суета не от Бога!

      Особенно по вечерам, в похмельных сумерках, когда сил нет двигаться, лежишь, дышишь через раз, ждешь, когда придавит сон, а все вокруг шепчет: шуршание кустов, шелест листвы, мелким бесом накрапывает дождь, губами причмокивает труба, – и вдруг: Жизнь – это борьба. Только в борьбе смысл.

      – Лучше б ты их вообще не читал, – сказал Хануман, – сжигал бы сразу, не читая, и все бы спали спокойно. А то лежишь, ворочаешься, спать никому не даешь.

      Я с ним согласился; извинился; сказал, что прочитываю на всякий случай; пообещал, что не буду больше читать.

      – Ты прав, Ханни, – сказал я, сглотнув горечь, – нечего читать. Ничего там нет и не может быть.

      – Вот-вот. Ты все равно не изменишь принятого решения, Юдж. Что толку оглядываться? Смысла нет. Тебя там прикончат. Сам говорил: кокнут, end of story![1] Кому от этого станет легче?

      – Я читаю с надеждой: а вдруг там ситуация изменилась?.. Мало ли, знаешь…

      – Поверь мне, если что-то там изменится, ты об этом сам узнаешь, ты это почувствуешь. Я знаю – это такое особое ощущение: тебе вдруг становится наплевать. Рассудком ты не можешь этого объяснить, а твое тело уже не боится.

      Я вздохнул, подумав: нет у меня такого чувства, нет… все по-прежнему бессмысленно.

      – Было б что покурить, – зевнул Ханни, – я бы ни слова не сказал. И так сна никакого, еще ты там…

      Я сказал, что постараюсь не ворочаться.

      – Это все равно бессмысленно, – добавил я. – Ворочайся, не ворочайся – все бессмысленно!

      – Да, да, все бессмысленно, – пробурчал Хануман, взбивая подушки. – Это я сказал отцу в шестнадцать лет, когда он получил очередную премию и как всегда начал говорить, что жизнь прожил не зря, есть чем гордиться… et cetera, et cetera[2]. Я ему сказал: «Все это бессмысленно! Какой толк от твоих наград и премий, если ими гордишься один ты? Нам что с того? Ты нам все равно ничего не покупаешь!»

      – И что он сказал?

      – Какая разница, что он сказал?! «Сам сначала сделай что-то своими руками…» или что-то вроде того… Какая разница? Он же мой отец, он туп, как осел, и предсказуем, как трактор. Сперва туда, потом обратно; опять туда и опять обратно… И так всю жизнь. Он даже «Правду» выписывал, не зная русского языка! Представь, Юдж, он не читал по-русски, но «Правду» выписывал! Конечно, он же на военной службе! Мы лижем зад Советскому Союзу, надо выписывать «Правду»! Откуда еще нам узнать Правду, как не из этой газеты! Он продолжал ее выписывать, даже когда вышел на пенсию! Он не мог перестать. Он стеснялся их выбрасывать. Он собирал пачки газет в своем кабинете, а потом я однажды обнаружил их в мусоре. Я все детство верил, что мой отец их не выбрасывает. Он делал вид, что собирал. Я верил. Дурак! Столько лет! Если б он не выбрасывал, ими был бы набит не только кабинет, но и весь дом! Но я, глупец, не думал, потому что – это же мой отец! Зачем думать своей головой? Ему надо поклоняться, как Богу! А потом я нахожу их в мусоре… Тьфу! – Хануман встал, скрутил сигарету, закурил. – Я запросто могу сказать, где и что он сейчас делает. Или приблизительно – о чем он может говорить с нашим соседом. Они сидят в его кабинете, пьют чай, и наш сосед говорит: «Sirjee[3], а как вы думаете, что этот мулла делает в Вашингтоне?» – «Ха! – усмехается мой отец. – Как это что? Он моет Клинтону ноги!»

      – Какой

Скачать книгу


<p>1</p>

Сверх сказанного нечего добавить, точка (англ.).

<p>2</p>

И так далее и так далее (лат.).

<p>3</p>

Уважаемый сэр (англ. с хинди).