LITMIR.BIZ

      На следующий день Ниночка плохо ела, и все ее разговоры сводились к Толику.

      Пришлось ей рассказать, что мой папа бросил маму в мои пять лет. Уехал из города в родную деревню, где сошелся со своей «первой любовью», а точнее, вечной собутыльницей. Они родили Толика, моего сводного братца, и отдали на воспитание бабушке. Через пару лет наш папулька «двинул кони», печень не выдержала.

      Когда маму сочувствующие подружки и знакомые спрашивали о папиных запоях, мама очень удивлялась:

      – Какие запои? У него состояний, кроме как «упился в задницу», просто не было.

      Когда Толику исполнилось десять лет и он совсем отбился от рук, старенькая бабушка приехала к нам, в Осташков, бросилась маме в ноги и умолила взять Толика к себе. Так что в подростковом возрасте нас обоих воспитывала летом бабушка, а зимой моя мама и отчим Борис Иванович.

      Дети так не слушают сказки, как слушала Нина повествование о «милом Толике», которого знакомые, сдерживая рефлекторное сжатие кулаков, зовут «Толян-грубиян».

      И опять вечером она, выпроводив напросившихся на ужин женщин из соседней палаты, заревела в подушку.

      Отвлекли ее от саможаления странные звуки за окном.

      Приложив ладони к холодному стеклу, она внимательно вгляделась в темноту.

      – Девочки, вы не поверите. Там свинья.

      Аня, преодолев сонное состояние, поднялась с кровати и встала рядом с Ниной. Обе в красивых халатах, стройные, с тонкими талиями, затянутыми поясами, смотрелись топ-моделями, непонятно как попавшими в ободранную палату сельской больницы.

      – Машка, там действительно сидит свинья, и я знаю, как ее зовут. Это та самая Хавронья, которая тебя чуть не убила. – Аня отошла от окна и села на соседнюю со мной пустую кровать. – Симпатявая свинка. В первый день ты лежала в коме, делать было нечего, и я пошла в гости. Тетка Полина и Хавронья смотрели на меня жалостливыми глазами. Хрюшку Полина пристроила в доме, у нее, бедной, были переломаны почти все ребра. И я не выдержала, вколола свою кровь. Она выжила, страдалица. Теперь ее к нам тянет.

      – И чего с ней делать? – совершенно недоуменно спросила я.

      – А ничего. – Анна перешла к своей кровати. – Все само собой образуется. Спи, Манюня, и ты, Нина, спи.