ТОП просматриваемых книг сайта:
Перехваченные письма. Роман-коллаж. А. Г. Вишневский
Читать онлайн.Название Перехваченные письма. Роман-коллаж
Год выпуска 2008
isbn 978-5-94282-457-0
Автор произведения А. Г. Вишневский
Жанр Биографии и Мемуары
Издательство Вишневский Анатолий Григорьевич
Le 8/21 juillet 1926
Aujourd'hui en ouvrant le journal j'y lis la mort subite de Dzerjinski, ce terrible chef de la Tcheka et du G.P.U. qui a couvert la Russie de tortures et d'assassinats pendant les 9 années de son pouvoir illimité! Il est mort en pleine période d'activité d'un arrêt de cœur! Le voilà donc transporté devant le jugement de Dieu. Et il reverra tous ses milliers de victimes qui seront un témoignage accablant contre lui! О désespoir! О douleur! Je tire le rideau sur cette horrible vision!..
Léon R. est venu déjeuner ici. Il est entré chez moi et m'a apporté de belles roses. Sa femme n'était pas encore arrivée et il est resté chez moi quelque temps causant agréablement. Il m'a dit qu'il avait beaucoup regretté que Kot eût refusé la place que lui avait procurée un de ses amis. Il lui aurait fait d'emblée une situation de 1500 fr. par mois ou 2 mois – et cela aurait encore augmenté et il l'aurait surveillé et habitué aux affaires. Il aurait été libre depuis 5 heures et aurait eu le temps de s'occuper de peinture ou de littérature; et les appointements réguliers auraient été suffisants pour faire vivre la famille – Véra y compris. Je lui ai répondu que j'avais le même regret. En effet. C'est une chose si rare que d'avoir un chemin ouvert dès le début, qu'il faut s'en saisir avec empressement en voyant surtout cette lutte pour l'existence qui obsède toute la société.
Il n'y a pas de temps pour la culture personnelle et les pleurnicheries qui n'aboutissent à rien. Il faut vivre et faire vivre ceux qui dépendent de vous. S'il laisse à sa femme seule le soin de subvenir aux dépenses de la vie, s'il ne se fait pas des relations utiles mais se lance seulement dans des bavardages plus ou moins intellectuels, il sera en dehors de la vie et à mesure que le temps passera il sera de moins en moins apte à trouver un emploi. Il sera une charge à lui même. Maintenant qu'il est jeune il intéresse et on l'étudié mais dans peu de temps le monde exigera plus – c'est à dire la réalisation de son idéal dans la vie et la stabilité de son existence. Rien n'éloigne comme les efforts à chercher des pleurs et je crains même que cela peut mettre en péril la stabilité du ménage[37].
Le 18/31 juillet 1926
Je lis avec un intérêt palpitant ce que l'on sait des événements et des désaccords qui se passent dans le gouvernement de brigands qui régit notre pauvre pays. Ce serait le moment de faire un grand coup d'Etat et une restauration monarchique que le pays accueillerait avec enthousiasme. Pour moi, et je crois que je suis seule à le dire, il faut affirmer le grand principe de la légitimité. Or le souverain légitime est sans contredit Nicolas. Il ne s'agit pas de ses mérites, il s'agit de son droit qui est irréfutable. Il aurait fallu que ce principe fût reconnu par la nation entière sans jugement ou appréciation de celui qui la représentait, que ce principe fût reconnu par la famille en premier lieu; que le G. D. Nicolas mette au service de ce principe sa popularité et son épée – et que l'Impératrice mère cesse son enfantillage de croire à la fable du Souverain vivant et caché.
Dans l'animosité contre Kyr. il y a beaucoup de sa part de l'ancienne animosité familiale, et certainement que ce serait une douleur de plus pour elle de voir quelqu'un d'autre occuper la place de ses enfants. Elle n'a pas la hauteur d'âme de s'élever au-dessus de ses griefs et antipathies personnelles et voir par dessus tout – le salut de la Russie dans la réunion de toute la nation autour du sceptre d'un seul homme quelque faible qu'il soit. Le mieux serait de faire taire les exigences de tous les partis qui se contredisent et s'entre-déchirent. Je suis toujours très attachée à l'Impératrice étant restée peut-être la dernière de ses relations de ses premières années en Russie. Je l'aime et j'admire son cœur pur et aimant, la dignité de sa vie et la noblesse de ses sentiments, elle est profondément entrée dans mon cœur. Mais mon esprit ne peut pas ne pas voir combien elle a fait fausse route et combien son refus de voir Kyr. a compliqué la situation de dissension dans la famille Impériale, a mis la dissension dans l'émigration… Le G. D. Nicolas vieillit dans l'inaction[38].
Le 1/13 août 1926
Nous avons eu un soir les Galitzine. Ils travaillent tous deux, lui dans un
restaurant et elle dans un bureau des commissions. Les Kots étaient là aussiet elle m'a paru gentille et bonne. Ils sont occupés de se faire leurs positions et n'aident en rien Véra. Celle-ci espérait avoir un logement avec eux, mais ceci n'entre pas dans leurs plans. Je voudrais tant que ma chère Véra trouve une occupation, car je ne puis plus la prendre à ma charge. Elle est bien gentille et je suis enchantée de passer ce mois avec elle mais tout est si cher que je ne pourrai pas continuer indéfiniment[39].
Владимир Голицын – Вере Анатольевне Татищевой
17 июня 1927
Prince Vladimir Galitzine
Byron House, 7, St. James's Street London, S.W.I.
Дорогая графиня Вера Анатольевна,
Письма – ваше и Никино – прочел с большим интересом и очень благодарю вас. Я уже некоторое время не писал им, зная, как это опасно. Надеюсь, что Ники еще не начинал хлопотать об разрешении о выезде, момент очень неподходящий, и это только могло бы привлечь внимание властей к нему. Мы с женой так бы хотели выписать их сюда и готовы выслать им денег на переезд, но считаем, что сейчас надо обождать, так как очень уж неспокойно там со всеми этими арестами. Надо дать улечься тревоге. Если будет возможность, то напишите, чтобы они сидели смирно и пока не хлопотали даже о выезде в Финляндию.
Здоровье Ирины меня беспокоит, надо, чтобы она питалась хорошо. Я бы хотел послать немного денег им, тете и сестре Наде, но отсюда боюсь это делать. Если вы думаете, что это можно сделать из Парижа через вас, то, пожалуйста, напишите мне, и я пришлю деньги для перевода.
Кланяйтесь
7/20 июля 1926. Я себя оболваниваю, читая кучу газет. Все недовольны и все обеспокоены международными делами. Люди суетятся, трудятся, ненавидят, страдают, ликуют во зле, а Божья воля воплощается с медленностью эволюции, которой она управляет. И какой всплеск ненависти и преступлений на этой земле, которая должна была бы готовить людей к вечному блаженству. Читаю книгу Элизабет Лесюор. Это бальзам для души, настолько она проникнута святой духовной любовью и настолько она верна своему призванию. Вся ее жизнь, все ее мысли и все ее молитвы подчинены одной цели. И ко всему этому присоединяются ее страдания. Но среди них нет того, которое мучит меня: забота о хлебе насущном. Она богата и охотно ограничивает себя, но она не знает призрака нищеты – своей и своих близких, который – увы! – вырастает передо мною. Впрочем, я постоянно говорю себе: не беспокойся. Наш Отец небесный узнает о наших нуждах прежде, чем мы к нему взываем. Я испытывала это на себе на протяжении всей своей жизни. И сейчас я живу день за днем, благодаря 10 фунтам, которые мне дает каждый месяц добрая душа Ксения Трофимовна, но когда эти деньги запаздывают (как сейчас), меня охватывает страх. О, пусть эта нищета научит меня, наконец, смирению. Последнее время я искала постоянного прибежища – сначала у Армии Спасения, потом у протестантских сестер. Ничего не вышло. Надо продолжать поиски, что я и делаю. Прежде всего я должна молиться, молиться от всего сердца, чтобы Бог коснулся, наконец, моей оцепеневшей души и дал мне почувствовать свое присутствие. Но моя больная плоть и необходимость все время думать о здоровье, не позволяют мне жить нормальной жизнью и черпать силы в религии!
8/21 июля 1926. Сегодня, раскрыв газету, я прочла о смерти Дзержинского, этого страшного руководителя Чека и ГПУ, за 9 лет своей неограниченной власти погрузившего Россию в пытки и убийства! Он умер в расцвете сил от сердечного приступа. Теперь он предстанет перед Божьим судом и снова встретится с тысячами своих жертв, которые станут неопровержимым свидетельством против него! Какое отчаяние! Какая боль! Я опускаю занавес над этим ужасным зрелищем.
Лев Р. приходил к нам обедать. Он принес мне прекрасные розы и, пока его жена не приехала, немного посидел у меня, любезно беседуя. Ему очень жаль, что Кот отказался от места, которое, по его просьбе, предложил один из его друзей. Он сразу положил бы ему 1500 франков за один или два месяца, в будущем, возможно, и больше, присмотрел бы за ним и приобщил бы его к делам. После 5 часов он был бы свободен и мог бы заниматься живописью или литературой. А постоянного жалованья вполне хватило бы на содержание семьи, в том числе и Веры. Я ему сказала, что разделяю его сожаление. И в самом деле, это такая редкая возможность с самого начала встать на верный путь, за которую надо было бы с готовностью ухватиться, особенно видя ту борьбу за существование, которая охватила все общество.
Сейчас не время заниматься самообразованием и предаваться нытью, которое ни к чему не ведет. Надо жить и обеспечить жизнь тем, кто от нас зависит. Если он смирится с тем, что его жена одна будет заботиться о хлебе насущном, не станет искать полезных связей и увязнет в более или менее интеллектуальной болтовне, он окажется за бортом жизни и со временем ему будет все труднее найти работу. Он станет обузой самому себе. Сейчас, пока он молод, он вызывает интерес, к нему присматриваются. Но пройдет немного времени, и от него потребуют большего – осуществления своего призвания и прочного положения в жизни. Ничто так не отвращает, как постоянное нытье, и я даже опасаюсь, что это может поставить под угрозу прочность их семьи.
18/31 июля 1926. Со жгучим интересом я читаю все, что доходит до нас, о событиях и разногласиях в бандитском правительстве, которое хозяйничает в нашей несчастной стране. Пора было бы совершить решительный государственный переворот и восстановить монархию, страна примет ее с воодушевлением. По-моему, и кажется, я единственная, кто об этом говорит, надо утвердить великий принцип легитимности. А легитимный суверен – несомненно Николай. Дело не в его достоинствах, дело в его неоспоримом праве. Надо, чтобы этот принцип был признан всем народом независимо от суждений и оценок того, кто его представляет, и чтобы прежде всего этот принцип признала семья. Чтобы великий князь Николай поставил на службу этому принципу свою популярность и свою шпагу – и чтобы императрица-мать отказалась от своей ребяческой веры в сказку о том, что Император жив и скрывается.
Во враждебности к Кириллу с ее стороны есть много от старой семейной вражды, и, конечно, было бы еще одним ударом для нее видеть, как кто-то займет место ее детей. Ей не хватает высоты души, чтобы подняться над этими личными счетами и антипатиями и признать прежде всего, что спасение России – в объединении народа вокруг скипетра, вокруг одного человека, каким бы слабым он ни был. Самым лучшим было бы пресечь требования всех партий, которые противоречат друг другу и ведут к взаимному уничтожению. Я по-прежнему очень привязана к императрице, будучи, наверно, последней из тех, кто окружал ее после приезда в Россию. Я ее люблю и восхищаюсь ее чистым и любящим сердцем, ее полной достоинства жизнью и благородством ее чувств. Я глубоко предана ей моим сердцем, но мой рассудок не может не видеть, насколько ошибочен избранный ею путь и насколько ее отказ видеть Кирилла усиливает распри в императорской семье и раздоры среди эмиграции. Великий Князь Николай стареет в бездействии.
1/13 августа 1926. Как-то вечером у нас были Голицыны. Они оба работают, он в ресторане, а она в посредническом бюро. Кот с женой тоже были, и она показалась мне милой и доброй. Они заняты устройством своих дел и ничем не помогают Вере. Она надеялась жить с ними, но в их планы это не входит. Мне так хотелось бы, чтобы моя Вера нашла себе работу, ведь я не могу больше ее содержать. Она очень мила, и я счастлива провести с ней этот месяц, но все так дорого, что я не смогу делать это бесконечно.