Ее последний герой - Мария Метлицкая За чужими окнами

Скачать книгу

гневом (ну, старческой желчью), выложит кучу сенсационных фактов и поднимет их чертов рейтинг.

      Он поставил на плиту кофейник и зажег новую сигарету. Руки дрожали. Он посмотрел на свои все еще крепкие ладони – когда-то бабы млели от его «мужественных и интеллигентных» рук – и подумал: а ведь и вправду старик. Вон как распсиховался на ровном месте. Сколько раз гонял журналистов, как лис кур в курятнике. Хладнокровно, по-хамски, жестко. А сейчас…

      Он разозлился, уже на себя. Стало чуть легче.

      Говорят, бабы тяжело переносят наступление старости. Ерунда: мужики переносят дряхлость ничуть не легче. Как с этим быть? С тем, что убегает, ускользает самое главное, чем была наполнена твоя жизнь. Исчезает то, ради чего, собственно… Все, что было так важно, жизненно необходимо и вносило смысл в окружающий мир. Во всю твою жизнь. Работа, семья, удовольствия… Желания. Вот чего ему не хватало. Так остро, что жизнь вообще, похоже, теряла смысл.

      Он налил в чашку кофе, отпил глоток и поморщился: слишком крепко! С размаху сыпанул – и вот результат. Горько. Все горько. Не только это чертов кофе. Он бухнул две ложки сахару и снова отпил. Теперь ему показалось, что слишком сладко. А бывает слишком сладко? Бывает. И еще как.

      Со стуком поставил чашку на стол, затушил сигарету и вышел на балкон.

      Двенадцатый этаж. Красота! Люди и машины, как игрушки или букашки, крутятся, передвигаются, суетятся, мелькают. Сейчас все мелькают. Или хотят мелькнуть – где угодно, но чтобы заметили. Все суетятся. Всем хочется больше, слаще, вкуснее. Машину, квартиру, жену. Думают, если слаще и больше, то будут счастливее, усмехнулся он. Идиоты! Потом непременно поперхнутся или подавятся. В сущности, нужно не так много. Но настоящего. Не суррогата, подделок, фейков, всяких там «квази».

      Вон у Гальки-соседки сумки – шанели всякие, виттоны. А все с лужниковской толкучки, потому что на настоящие денег нет. А ходит, дурында, и гордится. Сама себя убедила, что в шанелях, а не в китайских подделках.

      Он зашел в комнату, лег на диван и закрыл глаза. Хотелось спать. Спать ему теперь хотелось почти всегда. Но не получалось. Он попадал не в сон, а в дрему – временное забытье, неглубокую, вырытую им самим теплую и уютную ямку – тоже иллюзии. Впрочем, как сама жизнь…

      Снова зазвонил телефон. Он посмотрел на трубку, номер был незнакомый. Отвернулся к стене и… уснул. Успев перед этим подумать: «Слава тебе, господи… Хоть час или два без всего этого».

* * *

      Анна Левкова вышла из офиса и глянула на посеревшее небо, которое обещало скорый дождь и, как следствие, похолодание. Она тяжело вздохнула и подумала, что, к счастью, взяла с собой зонт. В машине дождь не так уж страшен, но нужно было еще заехать на дачу к отцу с пакетами продуктов и лекарств.

      Она подошла к машине, щелкнула пультом и снова посмотрела на небо. Вспыхнула молния, и послышались слабые раскаты грома. Значит, если она заедет в аптеку и в магазин, а потом двинется на дачу, то там ее точно настигнет стихия – тучи и всякие другие природные неприятности никогда не обходили поселок стороной.

      В детстве она дачу не любила: комары, мухи, осы, вечно сырая постель (сколько ни суши ее на заборе, все равно белье волглое). Да и дом был старый и хилый, почти в два раза старше ее, из недорогих и случайных материалов (что смогли достать в застойные годы). Некрашеная жестяная крыша местами прохудилась, крыльцо почти развалилось, а крытую террасу, гордо именуемую «верандой», продувало всеми ветрами. Все было ветхим, дряхлым, поношенным и обшарпанным – из прошлой, советской жизни. Шесть соток, по всем заборам – соседи, не всегда милые и приветливые. Короче, коммуналка на свежем воздухе. Та коммуналка, из которой так старательно выбирались в шестидесятые и снова загоняли себя в семидесятые – на приусадебные участки, бесплатно выделенные от предприятий.

      А вот отец все это убожество обожал! Ковырялся на жалких грядках, радовался унылой петрушке и укропу, строил самодельные парники, покрывая их старыми клеенками. Умилялся трем (максимум) огурцам и двум помидорам, подрезал подсохшие кустики мелкой кислой смородины и боролся с вредителями так активно, что губил вокруг все живое.

      Осенью, в урожайный год, аккуратно складывал мелкие, кисловатые, с подгнившими бочками яблоки в старые ящики («Только не забудь! Привези их обратно! Ни в коем случае не выкидывай!») и гордо и торжественно подносил их к машине.

      Она кричала, скандалила, говорила, что не возьмет – такая кислятина. Мелочь, и вообще, «яблоки я не люблю». Он обижался, надувал губы и терпеливо объяснял ей, неразумной, что это самые что ни на есть настоящие витамины! «Свои, Ань, ты что, не понимаешь? Не на какой-то там гидропонике». И мечтал угостить соседей. Она вздыхала, понимая бесполезность спора, и запихивала ящики в машину.

      В Москве Анна отдавала яблоки соседке-пенсионерке. Та искренне радовалась и намекала на подорожавший сахар. Приходилось покупать еще и сахар. Но через пару дней честная тетя Тома приносила янтарное, прозрачное, словно напитанное солнцем, густое варенье и половину толстого яблочного пирога, пахнувшего корицей. Варенье она относила на работу, где

Скачать книгу