LITMIR.BIZ

      Мне показалось, что отец целую вечность искал то, за чем пришел в свою мастерскую, но наконец он выключил свет и ушел, громко захлопнув за собой дверь. На всякий случай я еще несколько минут подождала, чтобы убедиться в том, что папа не возвратится. За это время мои глаза привыкли к темноте, и я довольно ловко выбралась из ящика и подошла к полке. Я прихватила статую Бастет уже знакомой вам тряпкой, перенесла в ящик, где недавно пряталась сама, и присыпала сверху стружками. Потом взяла свой керосиновый фонарь – он погас и потому был теперь совершенно бесполезной штуковиной. В полной темноте я выбралась из мастерской в Египетский зал.

      Ночной музей показался мне необычно оживленным. Со всех сторон до меня доносились скрипы и стоны, они звучали все громче и чаще. Сильно сжав в ладони три своих амулета, я бросилась бегом через зал. Проносясь мимо экспонатов, я чувствовала, как внутри этих мертвых предметов что-то шелестит и шевелится, а навстречу мне из углов тянутся непроглядно-черные бесформенные тени. Все это подхлестывало меня, заставляя лететь стрелой.

      Надеюсь, теперь-то вы понимаете, почему я терпеть не могу находиться в музее ночью?

      Неотложное дело

      – Теодосия Элизабет Трокмортон!

      – Э… что? – Я села и принялась протирать заспанные глаза. В дверном проеме стоял рассерженный папа.

      – Опять в саркофаге! – сказал он.

      Опа! Чтобы не попадать в такие ситуации, я всегда стараюсь встать раньше, чем папа позавтракает и приступит к своей работе. Но бывает, как сейчас, что он всю ночь проводит за своими исследованиями и вообще не ложится спать. В этом случае проснуться раньше папы просто невозможно.

      – Не волнуйся, папа. Ничего я твоему саркофагу не сделала, зато внутри него очень уютно.

      (Саркофаг к тому же самое лучшее место, чтобы укрыться от летающих по всему ночному музею злых духов, но представляю папино лицо, если сказать ему об этом!)