LITMIR.BIZ

      ***

      Хотя она и пыталась успокоить Люка, на душе у неё временами тоже бывало тревожно. Одиннадцать лет ― не так уж и много; Артур, по сути, ещё ребёнок. Но Люк был прав: каждый день в мальчике что-то менялось, и порой Мэри ловила себя на мысли, что взгляд сына кажется ей взглядом взрослого человека.

      Не всегда, конечно. Артур не был тем, про кого говорят «маленький взрослый». Он любил играть с двоюродными сёстрами, легко сходился с ровесниками и с людьми постарше, какой бы они ни были национальности. Мэри часто думала, что мальчик растёт гораздо более общительным и открытым, чем она сама, да и чем Люк, пожалуй, тоже.

      Но была у него и какая-то другая сторона. Когда она брала верх, Артур мог часами оставаться в одиночестве, и тогда его обществом становились морские волны или кисти с красками. Мэри знала о том уголке, где сын любил проводить время, но никогда не заглядывала туда, если знала, что Артур там. Шхуна сама по себе была в какой-то степени замкнутым пространством, поэтому оказаться в одиночестве на ней нередко было затруднительно. А Мэри как никто понимала, как много значит иногда бывать с собой один на один, прислушиваясь к тому, что многие называют внутренним голосом, а её муж и его брат ― компасом.

      Артур постепенно учится слушать его, а это знание, накапливаемое годами, никогда не приходит сразу. Ему ещё только предстоит делать маленькие, но важные открытия, узнавать и принимать себя. У мальчика ещё столько времени впереди, а одиннадцать лет ― это не так уж и много… Но не так уж и мало.

      Одиннадцать лет прошло со дня его рождения и чуть больше ― со дня их первой встречи. Мэри никогда не рассказывала сыну о Белом зале в Облачном городе, о королеве Мирабель и о мальчике с синими глазами, который мечтал увидеть море. Она показала его Артуру, когда ему было всего несколько дней отроду: ей было очень хорошо известно, как долго он ждал этой встречи.

      Шли годы, и воспоминания о Сияющем мире стали светлыми грёзами, порой приходящими в снах. Когда это случалось, Мэри просыпалась в каком-то особенном расположении духа, каждый предмет казался ей наполненным солнечным светом, а в душе что-то трепетало и пело, словно в предвкушении праздника. И тогда она доставала бумагу и акварель, и перед ней вновь оживали берега, где сам воздух казался живым, берега, где можно летать наяву.

      Вечное Сияние навсегда осталось там, на сказочной благодатной земле, на которой ей однажды посчастливилось побывать. Но какая-то его часть осталась и с ней. Больше того, Мэри осознала, что она была с ней всегда.