LITMIR.BIZ

      Стояла жаркая невнятная пора,

      Когда и люди, будто бы устали,

      Не от жары, от жизни в той жаре,

      Устало волочили ноги,

      По улицам без летнего дождя.

      Когда асфальт весь жарился на солнце,

      Потом он тёк куда-то  в никуда,

      И там же утопали ноги,

      И люди дружною толпой,

      Как будто бы устали ноги,

      Не от жары, от жизни вот такой.

      Шли все рядками  на покой,

      Туда, куда звала их та могила,

      Где утопая в зелени густой,

      Стояли лавки из деревьев,

      На них присядут дружною толпой,

      Не те, что уставали сильно,

      А  те, что принесут из проволоки свитый цвет,

      И  провожая в путь последний человека,

      Усядутся на белую гранитную  скамью,

      Прогромыхав не смазанным  железом.

      Ибо теперь настала эра этих железяк,

      Которые ваял живой ещё,

      В том  летнем зное человек,

      Когда последнюю ногою,

      Он утонул в асфальте навсегда,

      И более не выбрался на волю,

      Он знал, на смену он пришел,

      Изобретенный человеческой рукой,

      Убийца робот, что бездушно прошелестит,

      Губами из пластмасс про то,

      Что  были раньше тоже люди,

      Теперь пришла пора пластмассовых богов.

      И  солнце, выйдя из-за тучи,

      Им улыбнется, будто это люди,

      И  жизнь пойдет тем чередом,

      И тем проторенным путем,

      Когда стояла жаркая невнятная погода,

      Но роботы не плавились при ней,

      Напоминая прежних тех людей.

      Как ларчик просто открывался,

      Когда друзей он в шкафчик убирал,

      На время за ненужностью момента,

      В шкафу, как кто-то,

      Скелеты прятал навсегда,

      Но с тем, чтобы  достать однажды,

      По новой другом тот скелет назвать,

      Воспользоваться бывшей дружбой,

      И снова за ненужностью убрать,

      И так он жил, то доставал

      То прятал, как кто-то свой скелет в шкафу,

      Он же скелеты не из леты,

      А тех друзей, что были у него,

      То вспоминал, что есть и были,

      И снова их из шкафа доставал,

      То поносив, будто костюмчик,

      Что износился в тех невзгодах лет,

      Он убирал и даже вешал,

      На плечики тот дружеский комплект,

      Порою открывал он шкафчик,

      Что б убедиться, как богат,

      Как много тех, с кем он уж выпил,

      На брудершафт, потом забыл,

      Забыл даже как звали,

      Тот дружеский комплект в шкафу,

      Да и какая разница как звали,

      То был неодушевленный для него предмет,

      Его друзья и все те люди,

      К которым он благоволил,

      Но те, которых не любил,

      За то, что были все они комплектом,

      Как будто куплены всё ж им,

      Хотя никто не продавался,

      Тем более ему, и никому,

      Но он с рожденья был подонком,

      Считая что ему должны,

      Все те, кого он называл друзьями,

      И за ненадобностью вешал в шкаф,

      С улыбкой гнусной называя,

      Скелетами в своём шкафу,

      Всех тех, кто был живой, не мертвый,

      Но для него  то был всего комплект,

      Неодушевленный тот предмет,

      Которых называя он друзьями,

      За их спиной скелетами всё ж звал,

      Но вот однажды, так уж вышло,

      Не смог он шкафчик свой открыть,

      Не зная, что давно повесил,

      На плечики не дружеский комплект,

      А лишь одни свои мечтанья,

      Которые разбились в прах,

      Ибо вся дружба у подонка,

      С рождения была в мечтах,

      Но те, кто были из той жизни,

      Где всё  идет своим путём,

      Не были всё ж  скелетами,

      Они были живыми,

      Которые

Скачать книгу