LITMIR.BIZ

      В ограниченном пространстве корабля поневоле приходится поддерживать видимость хороших отношений даже с такими типами, как доктор Аспири. Еще несколько месяцев назад Фогельзанг отгораживался от раздражавших его людей мыслями о Клодии. В этот раз все было иначе. Их роман треснул, как льдина, и половинки расходились все дальше и дальше. Но Клодию это устраивало!

      Самолюбие Мате скрежетало зубами. Он злился, что несколько месяцев назад не смог настоять на свадьбе, а теперь не может справиться со своими мыслями! А ведь он изучал психологию, и риторику, и логику, и еще много других наук, о которых не знает даже отец Иоанн. Или знает? Об этом тоже нужно подумать, но сейчас важнее понять, почему Клодия ему отказала.

      Небо постепенно светлело, восточные края облаков приобретали розоватый оттенок. Кажется, Клодия называла этот цвет «пыльная роза», показывая лак на своих длинных коготках. Наверное, сейчас она собирается на работу, нервно перебирая в шкафу вешалки с блузками.

      Фогельзанг потряс головой, отгоняя воспоминания, и стал смотреть на едва различимую линию горизонта. Вода и небо почти сливались друг с другом, словно невидимый портной положил рядом два куска одинаковой серо-голубой ткани, и только там, где должно было показаться дневное светило, облака делались белесыми, как размытая акварель. Мате любил раннее утро, вернее, время перед рассветом, когда еще нельзя обойтись без освещения, и можно немного помечтать, представить что-то хорошее, что произойдет днем, и ждать восхода солнца – нежного, ласкового, такого, каким его знают только жители севера. В детстве он часто вставал раньше всех, одевался и играл в сумерках, наслаждаясь тишиной и одиночеством.

      Рассвет придавал таинственности очертаниям корабля. Светло-серый корпус «Аргонавта» плавно скользил по воде, оставляя за собой две тонкие расходящиеся волны. Мерный гул двигателей и однообразный горизонт действовали умиротворяюще. На поручнях, палубе и якорных шпилях лежал тонкий слой инея. Не снимая перчатки, Фогельзанг провел пальцем по заиндевелой стенке. Иней не осыпался, а смялся тонкой гармошкой серого в сумерках снега. Каптри улыбнулся и нарисовал на стене солнышко.

      Потоптался на месте, посмотрел на часы – пора заступать на вахту. Стерев рисунок, он не без сожаления направился в штурманскую рубку.