LITMIR.BIZ

      ритм яблони веток

      в тон пульсу в висках.

      кто первым заметил

      движение времени?

      мир встретил исход,

      веками желан —

      мы достигли искомого

      грехопадения.

      Я дуло. Пустая зияющая дыра.

      Ранит словами больно.

      Я осень. Бьющая с неба вода

      И током пронзающий ветер.

      Я холод. Костенеющий взгляд,

      Воронка направлена в вечность.

      Я слабость. Зовущая нежность.

      Игра. Начало и правила стерты.

      Я талым снегом кипучесть льда.

      Но жить так никто не заставит меня.

      Мне никогда не писать,

      Заплутав в паутине из мертвых слов —

      В восемнадцать не пишут таких стихов.

      Посуди меня сам.

      Я больна, я стара от бездумья

      хандры,

      Мне дозволено все,

      даже тощие строфы.

      И как будто к тебе обращаясь

      в письме,

      Говорю с собой —

      до последней раздавленной

      точки.

      Посмотри на себя:

      как свеж и юн,

      Как болтлив и улыбчиво легок

      на свете.

      Ты живешь в бесконечности

      просто затем,

      Что конца ты не ведаешь, смерти.

      Дети заняли мир, злобно выкорчевав

      боль и горе.

      Мне осталось бежать и молчать с тоски,

      подыхая в слове.

      Цепью морщин испещрены древние

      руки,

      У тебя же, мой господин,

      лик бел

      И во лбу звезда скуки.

      Ты ищешь веселья.

      Но мир конечен

      дотла —

      Предвидены все возраженья.

      И, знаешь, бесчувственная война

      Невесомее мысли залетной

      дурмана.

      На мокром песке я черчу пальцами строки,

      Ты же бомбы взрываешь во мгле,

      Показать чтобы: – Вот, смотри! Как тебе

      Мои результаты? Мне на ёлке не надо

      больше хлопушек!

      Свет заиграет в стекле,

      Когда волны размоют кости

      игрушек.

      Их никто не видел вместе много лет.

      Для кого цветет на паперти рассвет?

      Глухо бьются волны о песок – в крае

      Мрачном вновь нашел он свой порог.

      Она глади ручья почти не тревожила:

      Тихо скользила в водном покое,

      Только глаза обращены в небо —

      Давно не своими слезами плакала.

      В дальнем мирке, что подобен земному,

      Суров и хладен природы кров.

      В нем зарисованные изгои

      Проводят века, отражая наш ход.