Музыка на Титанике (сборник) - Евгений Клюев

Скачать книгу

допустим, Хансен.

      А ещё у меня есть стол по имени Клаус,

      а ещё у меня есть скатерть по имени Дорте,

      дорогущая ручка Марлен и портфель потёртый:

      двадцать лет, из России – Ершов Николай Петрович.

      Ничего незнакомого в жизни моей не осталось —

      весь мой хаос давно учтён и пронумерован.

      Что до внешнего мира, лежащего за порогом,

      то когда-нибудь я и там всё пронумерую.

      А пока я чужой ему – и не умею, не понимаю

      отличить то, что каждому пню на земле известно,

      от всего остального… и с башней глухонемою

      говорю как с сестрою, с которой росли бок о бок.

      «То славянщина, а то… то неметчина…»

      То славянщина, а то… то неметчина —

      до каких же пор, скажите на милость?

      Стоит только замереть… – всё изменчиво,

      всё давным-давно уже изменилось.

      И ни дома нет того, ни отечества,

      ни рогатой той ветлы у развилки —

      всё сплошное, извините, летучество…

      ни постели, виноват, ни подстилки!

      Я и сам бы изменился бы к лучшему,

      я бы снова занялся бы азами,

      я послал бы эту жизнь мою к лешему

      и взглянул на всё другими глазами —

      скажем, лекаря, а может, и пекаря

      или пахаря… пахал бы глубуко!

      Ан живу себе, как жил: добрый век коря, —

      и нисколько не меняюсь, собака.

      Да и знаю, что как жизнь ни нарядится,

      ни прикинется нечистою силой —

      не меняется в небе Богородица,

      не меняется Ангел сизокрылый.

      «Что там в руках – что в облаках…»

      …и думали, что она либо умерла, либо очарована.

Шарль Перро. Спящая красавица

      Что там в руках – что в облаках

      и где журавль – где синица,

      теперь уже не объяснится

      ни так, ни эдак и никак:

      тут чем-то залита страница —

      как раз на слове «заграница»,

      и больше эта заграница

      в поблёкших не видна крючках.

      А спросят – что-нибудь наври

      про населенье коренное:

      что головы у них – по три,

      и все – с Луну величиною,

      и все отравленной слюною

      от веку брызжут… дикари.

      Наври, как врали сотни лет

      бродяги, странники, гуляки,

      чьи беззастенчивые враки,

      кружась и не даваясь в руки,

      очаровали белый свет, —

      и никакого шанса нет

      разоблачить все эти враки,

      и никакого смысла нет.

      И не тебе – ловить на лжи

      да посягать на миражи,

      гуляка, странник, белый клоун!

      Ты сам попрал все рубежи,

      а спросят, где пропал, – скажи,

      что умер или очарован.

      «Помню старость: семь лет с лихвой…»

      Помню старость: семь лет с лихвой —

      и забот полон рот,

      с запрокинутой головой

      через весь небосвод —

      разобраться с судьбой светил

      и природных

Скачать книгу