LITMIR.BIZ

Скачать книгу

– все в движение приходит. Десять лет, от звонка до звонка, провел «на сталинских курортах», а когда очутился наконец на воле, то немало удивил: отбыл на Сахалин!

      Иногда Михалыч, как все его называли, присаживался к костерку из сухого плывуна, с улыбкой слушал наш треп, выкуривал папиросу и уходил в свой маленький японский домик. Жил он один. Ходили слухи: в 1954 году в Корсаков к нему явилась откуда-то с Волги жена, а он… купил ей билет, снабдил деньгами и отправил обратно.

      О своей бывшей, «загробной», жизни никогда не рассказывал, поэтому никто и не знал, какие страсти бушевали в душе молчуна. Но однажды он себя выдал.

      В мае 1958-го я пришел к нему с сыновьями штурмана. Мальчишки с гиканьем носились по берегу и, заигравшись, переворошили снасти, чем доставили рыбакам немало хлопот. Бригадир короткой репликой приглушил ворчанье, не сводя глаз с детей. И в этом глубоком, затягивающем взгляде было столько боли, столько тоски, что у меня не хватало сил смотреть ему в глаза.

      В последний понедельник июня я улетал на материк, на Урал.

      Все. Отслужил.

      Накануне отъезда пришел попрощаться к Алексею Михайловичу.

      Обычная японская квартира (не знаю, как сейчас, а в те годы на Южном Сахалине почти все жилье было японским): ничего лишнего, голые стены. На бело-розовом фоне этой чистоты нелепым, странным придатком выглядит бригадиров скарб: стол, стул, керогаз и еще какая-то мелочь.

      Когда прошли по первому кругу и закусили моими любимыми крабами, я спросил:

      – А что вы думаете о Сталине?

      – Что я думаю? – Михалыч жестко рассмеялся. – Этот лучший друг детей и монгольского рогатого скота выполол меня из жизни, как сорную траву! Но дело не в нем.

      – А в чем?

      – В бесах! Ты хоть читал Достоевского?

      Я смущенно пожал плечами, а он, усмехнувшись, продолжал:

      – Дело не в личности этого гуталинщика, а в социализме…

      Внутри у меня захолонуло, и – не успел еще пройти озноб – безмолвник взорвал мое сознание стихами:

      Свой дом родимый брошу,

      Бегу, едва дыша.

      По первой по пороше

      Охота хороша.

      Мир будет улюлюкать:

      Ату его, ату…

      Слюна у старой суки

      Пузырится во рту.

      Мир песьих, красноглазых,

      Заиндевевших морд,

      Где каждый до отказа

      Собачьей ролью горд!

      И я, прижавши уши,

      Бегу, бегу, бегу,

      И сердце душит душу

      В блистающем снегу.

      И в вое кобелином,

      Гудящем за спиной,

      Игрой такой старинной

      Окончу путь земной.

      За японской избушкой-игрушкой шумело море, в окна барабанил дождь, а я, затаив дыхание, слушал и смотрел на испещренные струями дождя стекла. И виделась не вода, а слезы людские.

      Я хотел было задать вопрос: «Кто…» – но он вместо ответа бросил вторую «гранату»:

      Я много лет дробил каменья

      Не

Скачать книгу