Скачать книгу

что ж…

      – Вот о чем тебя спросить хочу. Как Михайло из раскола вернулся, тебе в церкви пособлял читать псалмы* и каноны* и жития святых, в Прологах* напечатанные.

      – Как своему лучшему ученику, я ему и давал читать.

      – Что-то давненько не слыхал я Михайлы в церкви.

      – Стало быть, не усерден ты стал в посещении храма Божьего, Иван Афанасьевич. Редко бываешь…

      Под густыми усами Шубного проскользнула еле заметная усмешка.

      – Может, и так… Однако давай-ка, Семен Никитич, говорить напрямки. Блуждает парень и может так сорваться, что и костей не соберет.

      – Может.

      – Так вот про что я хотел тебе рассказать. Был я третьёводни* в Холмогорах, в канцелярии, дело случилось. Ну вот, сижу я, стало быть, и дожидаюсь. Приказный* вышел, и никого в комнате нет. Прискучило это мне сидеть. Дай, думаю, похожу, ноги затекли. Пошел я, а на столе книга большая раскрытая лежит, исповедная книга по холмогорскому соборному приходу. Взглянул я по любопытству; переложил один лист, другой. И вот вижу – Ломоносовы. И там значится, что Василий Дорофеевич Ломоносов и законная его жена Ирина Семеновна были у исповеди. И тут же проставлено, что Михайло Ломоносов в сем году, 1728-м, у исповеди не был. И написано, почему не был. По нерадению. Прямо так и написано. Запись та не для всех глаз, вроде тайная. И думаю так: дело о Михайле пошло куда повыше. Там ему решение и будет. Коготок увяз – всей птице пропасть. Видел я ту запись два дня назад. Ты мне ничего не сказывал. Стало быть, ничего о ней не знаешь?

      Сабельников молчал.

      – Ты что же? – спросил его Шубный.

      – За такие дела наказание немалое.

      – Вот и я так думаю. И по-всякому дело повернуть можно. А как ты да я – мы учителя его, которые грамоте еще наставляли и потом наукам обучали, то нам его и остеречь. Вот и давай совет держать. Потому к тебе и пришел.

      – По этому делу?

      – Мало ли?

      – Нет.

      Ни к кому не обращаясь, Сабельников сказал:

      – Человеку в жизни к настоящему его месту приставать следует.

      И, сказав это, он задумался. Вот он – дьячок местной церкви. И столько уж лет. Ему теперь пятьдесят шесть. Так, значит, всю жизнь на том и провековал. А ведь когда в подьяческой и певческой школе при Холмогорском архиерейском доме учился, первым учеником был. Ему эти мысли в голову часто и раньше приходили. И когда сам себе говорил он: сыт, мол, обут, одет, жена и дети не по миру ходят, будто успокаивался. Но, однако, ненадолго: червь начинал точить ему сердце, и понимал он, что не только такая, как его, жизнь и бывает.

      Шубный же будто еще нарочно разбередил рану:

      – И по книгам ты умудрен, читал много книг и умом суть проницать любишь.

      – Что ж, помалу мудрствуем. Не грех.

      В голосе Сабельникова слышалась скрытая досада. Посмотрев искоса на Шубного, он спросил:

      – Исповедуешь меня, что ли?

      – А не только на исповеди правду говорить.

      – О какой правде думаешь?

      – О той, Семен Никитич, в которой человек, не боясь, сам себе признаётся. Самая большая правда.

      – Ага! Ну-ка, прямо

Скачать книгу