LITMIR.BIZ

Скачать книгу

      С хрустом приземлившись, победитель довольно оглядел поле битвы, усеянное вражескими костями, временно покрытыми плотью. Тряхнул по-львиному густой гривой и горделиво прошествовал по направлению к саду, голося на ходу победную песнь. А говорили, волурам равных нет… Да какой-то четвероногий коротышка запросто уложил четверых одним ударом!

      – У меня бред, – убежденно высказал кто-то в сторонке мое мнение. – Белая горячка…

      Мой единомышленник возлежал в тенечке внешней стены, любовно обхватив немощными ручками вросший в землю замшелый валун и доверительно прижавшись к нему мятой щекой. Лохматую голову приподнять у него не доставало сил, до того он был пьян и тщедушен, но одно веко было распахнуто широко и изумленно, а чудом удержавшийся в орбите воспаленный глаз медленно вращался, озирая разбросанные тела павших, к которым уже подбирались вороны, оголодавшие со времен давнопрошедшей войны. Павшие, почуяв новую угрозу, зашевелились.

      – Ты тоже это видела, Роночка? – uлаз вопрошавшего воззрился на меня и, удовлетворенный кивком, закатился. – Ну, тогда я пошел спать.

      – Спокойного дня, дядюшка Кирон, – пожелала я глазу и обладателю оного.

      Мой единовидец, вечно пьяный в стельку сапожник – худенький, бледненький, невзрачный и незаменимый – хмыкнул и тоненько захрапел.

      В замке его чаще носили на руках, нежели он сам ходил. Школяры-лекари, возвращаясь с воскресной городской бузы, пошатываясь и горланя, неизменно прижимали к груди изъятого из какой-нибудь корчмы всеобщего дядюшку, бережно передавая его с рук на руки как младенца-переростка. Сам мастер души в нем не чаял. С Кироном нянчились, его обожали, cледили, чтоб зимой не замерз, летом не перегрелся и случайно не оголодал.

      В обутках от Кирона заблудиться было невозможно – ноги сами выводили, куда надо, и свойство это особенно ценили знахари после первой же общей пробы собственноручно приготовленного зелья. Сапогам сносу не было, а башмачки хоть и снашивались, да зато в них порхалось, а не просто так ходилось. Каждая пара обуток была произведением искусства. Но когда искусник успевал их тачать – никто не знал. Любопытным пифиям ни разу не удалось застукать его за этим делом даже в видениях.

      Глаз сапожника снова приоткрылся:

      – Ты, это… Загляни в мою каморку вечерочком: я тебе башмачки новые стачал. Примерить надобно.

      – Спасибо, дядюшка Кирон, за заботу. Очень кстати.

      – Да уж заметил давеча, что кстати будет…

      Не успела я достичь заветных врат, как возлежавший снова заворочался деловито:

      – И вот еще … ты, Роночка, со щекой-то не тяни. Не хороша щека у тебя. Что ж это творится – пифу нашу обидеть! Куда братчина смотрит? Брательнику скажу, он пособит…

      И под тихую собственного исполнения колыбельную – «Слышь, братушки, бравы ребятуш-х-рр» – повернулся на другой бочок и уснул сладко, словно не на каменной, а на лебяжьей перине.