LITMIR.BIZ

Скачать книгу

      «В голове мозаика больших дел, просто дел, делишек и мелочи. Ко мне прилипло что-то внешнее, павлинье оперенье, совсем со мной не связанное. Не чувствую никакого соответствия и своего. Словно актер, изображающий президента. Каждую минуту нужны решительные решения. Делаю, по-видимому, много ошибочного, не comme il faut, невпопад. Вот, например, с атомными бомбами что-то в этом роде» (25.08.1945).

      Не часто можно узнать, как чувствует себя человек, получивший один из высших постов в государстве (а в науке и вовсе высший). Интересно, испытывает ли подобные чувства только что избранный А. М. Сергеев? Его избрание было намного демократичнее, но подозреваю, что это объясняется не уважением к ученым, а безразличием властей и неспособностью современных академиков влиять на положение дел в стране (по контрасту можно вспомнить массовый уход профессоров Московского университета сто с лишним лет назад).

      «С атомными бомбами», как известно, получилось, и вообще Вавилов все-таки «оказался ко двору». Пятью годами позже, когда должны были пройти очередные выборы (как можно понять, отсроченные из-за тяжелой болезни Вавилова), ни о каких других кандидатурах вроде бы речь не шла. Что еще важнее, в глазах порядочных людей Вавилов тоже оказался человеком на своем месте. Может быть, его пример особенно хорош в подтверждение афоризма, приписываемого разным деятелям: о мужестве, необходимом, чтобы изменить то, что можно изменить, терпении, чтобы перенести то, что изменить нельзя, и мудрости, чтобы отличить первое от второго.

      Если представить себе, что Вавилов прожил лет на десять больше (примерно до моего теперешнего возраста), а в остальном все было бы так же, то многое могло бы измениться к лучшему в науке и во всей стране. Реабилитация Николая Вавилова получилась бы более ранней и полной, а крах академика Лысенко – наглядным и окончательным. Нобелевскую премию 1957 года получил бы коллектив с участием Вавилова. Правда, при этом пострадал бы кто-то из троих, удостоенных ее в действительности. Премия может делиться максимум на троих в равных долях или на одну половинку и две четверти (Жорес Алферов – такой четверть-лауреат, что должно быть ему немного обидно). Но четыре лауреата по четвертушке – уже запрещенное сочетание (похоже на какой-то закон физики элементарных частиц). Так или иначе, нобелевский лауреат в ранге президента АН стал бы наряду с рассекреченным Курчатовым, или вместо него, лицом новой советской науки. В СССР повысилось бы уважение к Нобелевской премии, что могло бы сказаться и на судьбе Пастернака.

      При таком раскладе из цепочки преемников-президентов АН выпал бы химик Несмеянов, а в остальном она осталась бы прежней. Помимо прочего, это означало бы полную монополию физико-математических наук с 1945 года до наших дней. Вавилов с этим согласился бы:

      «До чего далеки от меня описательные науки. Не могу понять, как этим можно увлечься. Жизнь так коротка, и столько случайной пестроты, а хочется приблизиться к божескому состоянию» [очевидно, к пониманию первооснов бытия] (18.05.1945).

      Это сказывалось и на оценках повседневной академической жизни:

      «Поездка

Скачать книгу