Скачать книгу

способностью разглядеть неловкие обороты, невнятные определения, ненужное многословие; я наслаждалась и мучилась властью над текстом – то мягким и податливым, то упрямо окаменелым. Да я с полгода вообще ничего не писала – только переписывала и переписывала.)

      Владимир Амлинский начеркал мне на выдранном из блокнота листке рекомендацию в Союз писателей. На прощанье сказал:

      – Ты вообще-то девка огневая, небесталанная. Если сумеешь прикрутить огонек под задницей, может, что-то с тебя и получится.

      Это я сумела…

      Это я всегда умела: пианистическая выучка, многочасовой терпеливый труд за клавиатурой.

      Я с головой ушла в запой… как это получше-то сказать… страшной иссушающей тяги к самовыражению через слово. Оказалась с юности запряжена в эту повозку. И никакие любови, ни первый неудачный брак, ни рождение детей… этого моего рабочего состояния – всегда рабочего состояния – не коснулись. То, что подспудно я считала проклятием моего детства, закованного в панцирь многочасового долга, обернулось внутренней свободой творчества, работой взахлеб, бесконечным бдением над текстом, когда уже не замечаешь, что там – рассвело? стемнело? а который час? Когда чувствуешь только спартанскую собранность и волю, почти солдатскую выучку; когда долгий вздох – освобождение в конце проделанной работы – практически совпадает с нетерпением в преддверии работы грядущей.

      Короче, в неприлично юные года меня приняли в Союз писателей; в московском ТЮЗе была поставлена пьеса по моей повести «Когда же пойдет снег?»… Ну, и все такое прочее.

      После окончания консерватории я стала никому не подвластным свободным художником, весьма самонадеянной особой. Учиться пришлось самой, все на тех же добрых старых учителях: Чехов, Бунин… пяток любимых американских писателей, кое-кто из англичан, парочка латиноамериканцев… ну, и еще кое-какая хорошая компания. Хотя права, права Доротея Бранд: читать в молодости надо все подряд, все романы, неважно – плохие, хорошие. Как можно больше надо проглотить страниц, вчитать в себя чертову уйму текста – впоследствии это пригождается.

      С осознанием качественной разницы между книгами моих литературных богов и собственными текстами пришел страх – настоящий пронизывающий страх: а ну как не получится? А ну как следующий рассказ, следующая повесть… не напишется, не выйдет? Так оно и осталось на всю мою жизнь, с каждой книгой маюсь…

      У каждого литератора есть в воображении собственные непокоренные вершины, куда – он это знает, понимает глубоко внутри себя – он никогда не вползет. Никогда. Хотя при этом в любой его книге непременно окажется несколько сцен, десятка два описаний степи или моря, неба, леса и гор, за которые ему нигде и ни перед кем стыдно не будет. И это нормальный творческий процесс. Нормальное творческое состояние: первая половина жизни – страх перед написанным, вторая половина жизни – усталость от написанного лично тобой. Это то, о чем не упоминает в своей полезной книге Доротея Бранд. Она не пишет, как

Скачать книгу