Скачать книгу

Свободу! – публиковать в прошлом его стихи, в то время как то, что появляется в печати, пониманию не поддается:

      Они, быть может, не плохи,

      Быть может, в современном духе,

      Но, хоть иной раз в нашем ухе

      Они мелодией звучат,

      Зато уму не говорят.

      Увы, как часто я встречаю

      Набор красивых, звучных слов,

      Хоть разжижением мозгов

      Как будто я и не страдаю,

      Но сверху, снизу ль их читать,

      Я не могу никак понять.

      Все современные поэты

      Чего-то нового хотят,

      Стихи по-новому строчат,

      Забывши старые заветы,

      Забывши Пушкина язык.[167]

      Выразив убеждение, что после Пушкина ничего нового и достойного создать вообще нельзя, автор пожелал своему адресату победы в конкурсе. Тут и вступал в игру Гомолицкий. В отличие от предшественников в этой дискуссии, он, не обращая ее в шутку и игру, обо всем высказывался с полной серьезностью. Продолжив разговор, начатый «Бугульминским», он откликался и на критерии, поднятые Н. Э. (простота, ясность, доступность), но вводил при этом не затронутую оппонентами большую, «гражданскую» тему, придававшую всей дискуссии новый характер, – жизнь в изгнании, миссия Зарубежья, десять лет страданий советской России:

И. Бугульминскому

      Не всё ль равно, по старым образцам

      Или своими скромными словами,

      Не подражая умершим творцам,

      Захочешь ты раскрыться перед нами.

      Пусть только слов созвучие и смысл

      Для современников невольно будет ясен,

      Прост, как узор уму доступных числ,

      И, как дыханье вечного, прекрасен.

      Чтоб ты сказал измученным сердцам,

      Измученным в отчаяньи скитанья,

      И за себя и тех, кто молча там

      Десятилетье принимал страданья.

      Ведь Пушкин, смелый лицеист-шалун

      И не лишенный, как и солнце, пятен,

      За то и отлит внуками в чугун,

      Что был, волнуя, каждому понятен.

Лев Гомолицкий[168]

      Серьезное отношение Гомолицкого к разговору в предконкурсной стихотворной игре выразилось и в том, что он единственный выступил под своим именем, не скрываясь под псевдонимом. Но последовавший за ним заключительный акт вернул этот поэтический турнир к шутливо-комическому тону, проигнорировав попытку молодого поэта ввести объявленное мероприятие в более широкий историко-общественный контекст. Второе выступление Н.Э., использовавшего маску беспомощного графомана, свело все волнения к одному – есть ли шансы на победу на конкурсе у «задиры»-сатирика, «чья не хочет плакать лира»[169].

      Оказалось, что на конкурс поступило неожиданно большое количество стихотворений – общим числом 320 (или даже 332). 10 мая жюри отобрало 10 лучших из них. Вопреки первоначальным планам, было решено совместить финальный вечер конкурса с празднованием

Скачать книгу


<p>167</p>

Н.Э., «Письмо в редакцию для И. Бугульминского», За Свободу!, 1929, 14 апреля, стр. 4. «К конкурсу поэтов».

<p>168</p>

За Свободу!, 1929, 17 апреля, стр. 4. «К конкурсу поэтов».

<p>169</p>

Н.Э., «Я тоже влезть хотел в поэты…», За Свободу!, 1929, 26 апреля, стр. 4. «К конкурсу поэтов».