LITMIR.BIZ

Скачать книгу

я сейчас понимаю, поначалу меня не собирались арестовывать. Да, я иногда что-то продавал, как все коллекционеры, но я не жил на эти деньги – мелких гонораров и денег за внутренние рецензии нам в основном хватало. Меня нельзя было обвинить в тунеядстве, как, скажем, Бродского. Я не был членом Союза писателей, но, как Шаламов (а перед смертью и Пастернак), был членом групкома литераторов. От меня просто требовалось сотрудничество, и переданные кому-то несколько антисоветских книг давали достаточные основания, чтобы пугнуть, предъявить на первых порах какое-то обвинение. В то время люди, которые занимались изучением эмигрантской литературы и переписывались с кем-то за границей, от помощи КГБ обычно не отказывались (это выяснилось позже, во время моего суда), поэтому гэбистам просто не приходило в голову, что я не пойду им навстречу.

      Одновременно со слежкой – скорее психологическим давлением, чем реальной в чем-то заинтересованностью, – у меня начались обыски и в Москве, и в Киеве. Причем в двух этих городах понятыми были одни и те же «случайно встреченные на улице» молодые люди. Обыск в Киеве был возмутителен тем, что следователи рвались в комнату моей матери «чтобы побеседовать», а у нее в тот день была высокая температура и только что ушел врач. Мама, услышав возню и понимая, что я ничего не могу сделать, сказала: «Ну ничего, пусти их, Сережа».

      Мало-мальски серьезные книги я припрятал в Москве, их слегка заинтересовал десяток икон – кажется, их тогда же изъяли «для проверки», но в результате постоянной слежки они знали, что в отличие от А. Синявского на Север я не езжу, старые церкви и старушек не граблю. Купил или обменял у кого-то в Москве десяток икон – обвинить в этом нельзя. И, в общем, кроме допроса мамы, меня в обысках мало что волновало – просто на всякий случай смотрел, чтобы чего-нибудь не подложили и не слишком много украли, – я знал, что даже по советским дегенеративным законам ничего криминального у меня нет. И лишь когда они стали описывать для вывоза коллекционные иконы, я попросил оставить мне бабушкину, не коллекционную, ничего не стоящую в деньгах маленькую печатную на фольге начала XX века иконку Казанской Божьей Матери, которая ездила с нами в эвакуацию, в Ташкент, оставалась у бабушки и была единственной уцелевшей, нас охранявшей иконой. И мне ее оставили, она до сих пор у меня цела.

      В общем, мысленно я уже был готов к тому, что окажусь в тюрьме. Помню, встретил как-то Сашу Морозова³ и говорю: «Ну вот, скорее всего, арестуют». (Я знал довольно много людей, прошедших через это в последние годы или находящихся в тюрьме. Литературовед и поэт Леня Чертков уже отсидел несколько лет, и с ним мы были в более-менее приятельских отношениях. Был Алик Гинзбург, который тоже два года отсидел. В Киеве арестовали Сергея Параджанова, выслали из СССР Виктора Некрасова.) Саша посмотрел на меня с ужасом и сказал: «Как же вы так спокойно об этом говорите?!» Я пожал плечами и ответил: «В Советском Союзе оказывались в тюрьмах люди и получше меня». На этих словах мы разошлись.

      Сохранялась,

Скачать книгу