ТОП просматриваемых книг сайта:
«Воскресение и жизнь…». Пасхальная проза русских классиков. Владимир Набоков
Читать онлайн.Название «Воскресение и жизнь…». Пасхальная проза русских классиков
Год выпуска 0
isbn 978-5-4484-8257-1
Автор произведения Владимир Набоков
Жанр Русская классика
Серия Духовная проза (Вече)
Издательство ВЕЧЕ
– Сущу же позде в день той, во едину от суббот, и дверем затворенным, идеже бяху ученицы Его собрани, страха ради иудейска, прииде Иисус и ста посреде, и глагола им: мир вам!
О. Макарий кончил… Ап. Фома сказал, что «не будет верить, пока не вложит руки в ребра Его».
Воскликнули певчие: «Докса си, о Феос имоп, докса си…» («Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!»).
И снова торжественный звон, и опять пальба… И опять тишина на мгновение, и снова переливы металлических капель, ниспадающих на металл…
– Теперь что будет?
– Вонмем!
– Какие это звуки?
– Юрта гюнлериш бир инда актам вактинти ее саидлер. – И дальше: – «Ве анлере дэти»: «Селам сизе!» («Мир вам!»)
Это турецкое Евангелие.
Восточные христиане его слушают с удовольствием. Они привыкли к турецкому языку; они, по правде говоря, даже любят его. В Малой Азии есть до сих пор много греков, не знающих по-гречески. В их церквах вся служба совершается по-турецки.
После нового звона, новой пальбы, новых ударов милого шарика и новых возгласов из другой стороны храма послышалось нечто очень знакомое, но с непривычки для нас гораздо более странное, чем евангельская речь на языке пашей, языке и наивном, и суровом. Повеяло Римом.
– In illo tempore: quum sero esset die illo, una sabbatorum, et fores essent clausae, ubi erant discipuli…[7]
Затем, опять – после шумной, «поющей, вопиющей», звонящей, играющей и палящей перемежки – слышу я непонятную мне речь…
– Какая это?..
– Это речь народа без словесности, без грамматики – речь народа, имеющего только горные эпические песни… – Греческие монахи опять улыбаются, как чему-то очень знакомому и даже немного смешному.
– Даги Према у эр аme д`ume me стуне.
Это речь албанская, речь знаменитых арнаутов, которых так любил лорд Байрон, которых и я, признаюсь, крепко люблю; речь безграмотных героев, жестоких разбойников и верных до самопожертвования слуг: в христианстве – дававших самую лучшую военную стихию прежним греческим восстаниям, в мусульманстве – свершающих под турецкими бунчуками самые страшные зверства. Странный народ!.. Полный поэзии и бескорыстного рыцарства, продажности и злобы, простодушия почти смешного и самой коварной хитрости. Народ-сирота, даже и в прошедшем этнографического родства своего до сих пор не нашедший с точностью[8].
Вечерня кончилась. Звон и пальба прекратились. На мощеном дворе и в длинных коридорах келий опять воцарилось глубокое безмолвие отдыха.
Из открытого окна моего, сидя, долго смотрел я на розовые, золотые, желтые, бурые и белые кусты как бы ликующей вместе с нами горы, обыкновенно столь мрачной и скучной. Я слушал тихое бряцание колокольчиков на шеях пасущихся мулов; но другие образы и звуки неотступно и восхитительно владели душой моей во весь этот вечер.
Эти возгласы и звон, это чтение слова Божия… Эти разнородные, несхожие звуки: «Мир вам! Эрини имин! Fax vobis! Селам сизе!..» Суровый храм, суровые лики икон, сияние
7
Из Евангелия от Иоанна, глава 20, стих 19: «В тот же первый день недели вечером, когда двери
8
Греки уверяли меня, что этот отрывок из Евангелия пишут по-албански греческими буквами на особом листке и, вложивши в какую-нибудь церковную книгу, читают в церкви. (