Солнце больше солнца - Игорь Алексеевич Гергенрёдер

Скачать книгу

мелочного счастья доступна и близка каждому, её воплощение у всех перед глазами. А открытие великих сил ещё только впереди, – проговорил с сожалением человек во френче и продолжил тоном, исключающим возражения: – Но мы не дадим массе сусликов начать их борьбу. И извечные дельцы тоже не дадут. Она помешала бы им хапать огромные прибыли от сил, открываемых наукой.

      Маркел почувствовал нечто вроде враждебности и презрения ко всем тем, кто живёт в домах, подобных этому, в котором он вырос. Мысленно увиделись выбеленные топящиеся печки, накрытые столы, на которых особенно ясно выделялись румяные пироги, представились около стен вместительные сундуки, обитые кожей или жестью. И снова встали перед глазами человечки с усатыми мордочками сусликов.

      – Давай я тебя послушаю, – дружески предложил Лев Павлович. – Расскажи свою жизнь.

      Парень насупился, ему было неловко говорить, что отец бросил мать и его, что потом и мать оставила его двухлетнего. Но он рассказал об этом и о том, как рос у Даниловых. Москанин, безучастно слушая, что Маркела ни разу не обругали грубо, что он не ходил в рваной одежде и дырявой обуви, отозвался:

      – В сильный мороз поросёнка берут в кухню, чтобы потом было кого съесть.

      Маркел подумал: вот и объяснение, почему он не чувствовал к хозяевам особой привязанности. Он был влюблён в их младшую дочь Любовь. Страсть к ней, восемнадцатилетней, обуяла его в тринадцать лет. Люба глядела на него с весёлой снисходительностью, позволяла угождать ей: подавать полотенце, когда она умывалась, приносить раннюю редиску с огорода. Иногда она щипала его за нос, а потом трепала по темноволосой голове – он заходился от волнения, жмурился, как кот, которого почёсывают под подбородком. Домашние считали его влюблённость объяснимой и безобидной.

      Раз в субботу Люба, придя в горницу из бани, произнесла:

      – Кваску бы…

      Маркел тотчас принёс ей кружку кваса, и Фёдор Севастьянович, выбритый, здорового вида, в свежестиранной холщовой рубахе, перехваченной синим ремешком, сказал Софье Ивановне, благодушно посмеиваясь:

      – Паренёк вырастает, и по ком ему сохнуть, как не по той, кто перед ним? Она ж не уродка.

      От известия, что Люба выходит замуж, Маркел убежал в сарай, вжался там в тёмный угол и зарыдал. К сараю осторожно подошёл Фёдор Севастьянович, послушал доносившиеся всхлипы и не стал мешать, ушёл.

      Маркел перестал есть, ходил такой горестный, что Софья Ивановна сказала:

      – Больно ты влюбчивый. Как ты с таким сердцем жить будешь?

      Его посылали в ночное в луга, и там, стреножив лошадей, он падал навзничь в густые одуряюще пахучие травы, смотрел неотрывно на узкий остро блестевший месяц, шептал: «Любочка! Любочка!» Потом обозлился, стал замкнутым. Люба ему ещё долго виделась в объятиях мужа и ожесточала.

      Сейчас Москанин, сидя за столом напротив него, царапнул его взглядом, спросил:

      – Среди хозяйских дочек уродок не было? Не намечали тебя в мужья?

      Маркел

Скачать книгу