Скачать книгу

и слепой.

      В тебе девчоночка другая

      лежит – не разберешь лица,

      еще и не предполагая,

      что не увидеть ей отца.

      Кто был отец – не все равно ли.

      Ее он бросил – хоть бы хны.

      Тем, кто сирот плодит без боли,

      что до сиротства всей страны!

      Но есть другое слово – «отче».

      С неопустевших тех гвоздей

      отца невидимого очи

      глядят на брошенных детей.

      Но настоящее так ветхо,

      а небо – ненадежный щит.

      Комочек будущего века

      в пеленках прошлого пищит.

      О, было вовсе не шутейно,

      когда, дымясь, разверзлась твердь

      и та коляска Эйзенштейна

      красиво поскакала в смерть.

      А кто в ней судорожно плакал,

      сжав соску в сморщенной горсти?

      Быть может, тот, кто от Гулага

      Россию мог потом спасти?

      Поосторожнее, коляска,

      катись по городу Москве,

      где эхо танкового лязга

      в летящей по ветру листве.

      Куда идут сегодня танки?

      Неужто вновь на Белый дом,

      на демократии останки

      или на тех, засевших в нем?

      Коляска ближе танков к Богу.

      В коляске век, что все мы ждем.

      Дай ей, политика, дорогу!

      Потом, политика, потом.

6

      А на площадь на кремлевскую

      садится,

                    как на лед,

      с боязливою неловкостью

      президентский вертолет.

      Площадь древняя,

                                    Ивановская.

      На нее сперва,

                             как встарь,

      свита царская вываливается,

      а потом и государь.

      Недотягивает властью

      то ли зря,

                      то ли не зря,

      к счастью

                      или же к несчастью,

      он до полного царя.

      Как он в стену лбом ни тычется,

      как его ни порицай,

      царь почти демократический,

      потому и полуцарь.

      Вот вам Русь —

                               производство царей

      из обкомовских секретарей!

      Он идет

                   и смотрит вниз,

      себя накаляющий,

      полу-Грозный царь —

                                         Борис

      Николаевич.

      А по руку его правую —

      сокольничие бравые,

      а по левую —

                           обычная

      наша русская опричнина.

      Что царю шум-гам в парламенте,

      Вашингтон

                         или Париж!

      Но Россия —

                           не Ирландия.

      Будешь дрыхнуть —

                                        все проспишь!

      Не до жиру —

                             быть бы живу.

      Тяжелее хомута

      всей Россией дирижировать

      не в гостях у Гельмута.

      Помнишь ты, Россия,

                                         август

      девяносто

Скачать книгу