LITMIR.BIZ

      Зачем всё это?..

      Чёрный потолок

      позирует для звёзд и иллюстраций

      чужого сна,

      где мой – родной – зрачок

      мне не родной…

      Но некуда деваться

      от собственных кошмаров темноты;

      и радуга из детства не спасает,

      когда меня спасаешь

      только т ы

      в краю,

      где я – бесстрашная, босая —

      останусь миражом

      твоей

      звезды…

      Экономные мы, экономные.

      Экономнее видеть не видевши.

      Умирают влюбленные клоуны

      на границе фантазий и финиша,

      если встречи становятся роскошью —

      расплатиться разбитыми грезами.

      Просто розовый – это не броское.

      И родится бордовое, грозное,

      заливая вчерашнее, нежное.

      Цвет наестся себя же до одури.

      Пыль стеклянная с кровью помешана.

      Птиц не слышно за резвыми скорыми,

      если резвые сыщутся помощи…

      …

      Нам такие картинки не выдержать

      в хлипкой раме трусливых обломовщин.

      Экономным дешевле до финиша

      расставаться

      в Стране Вечно Помнящих…

      Вот уже случилось так случилось.

      Нечему ни плакать, ни смеяться.

      Март – как беспризорный голодранец.

      Не просил ни смерть себе, ни милость.

      Просто существует потихоньку.

      Выдох – украшение для вдоха.

      Всё искусство… Да и слава Богу.

      Даже если слава вышла горькой.

      Но уже и горькое без вкуса.

      Просто помнишь: есть такое слово.

      А к нему всегда найдётся повод

      Погрустить и там, где все смеются.

      У кого-то март как три апреля.

      А потом и замуж – недозамуж.

      Может, сразу в дурку (ЗАГС?) пора уж,

      Чтобы жизнь казалась веселее?

      Да и ладно. Снова показалось.

      Март давно весёлый и нарядный.

      Просто вспоминать ему не надо,

      Что весь мир – безумный голодранец.

      Твой ласковый голос давно не встречается с телом,

      и тело моё отучилось тебя понимать.

      Ну разве не мелочь?.. Услышать тебя – и опять

      как будто обоих не в голос, а в кожу одели —

      ту кожу, что любящий голос хранит с колыбели…

      Вот так и врастают друг в друга свобода и плен

      обоих миров, но пока в обрамлении вен,

      где люди мелодию нежности трогать посмели.