Скачать книгу

на тех, кто взрывает? Вмешался бы в дела Кесаря? Я долго перебирал все причины, которые могли бы меня заставить донести на взрывателей. Причины основательные, солидные. И затем обдумал причины, которые мне не позволяли бы это сделать. Эти причины прямо ничтожные. Просто – боязнь прослыть доносчиком. Мне бы либералы не простили. Они измучили бы меня, довели бы до отчаяния.

      Достоевский умолк. Молчали и мы. Я подумал: как всё изменилось. Тогда, когда взрывали царей, была боязнь прослыть доносчиком. Теперь, после чудовищных взрывов жилых домов, когда могут взорвать любого из нас, не то чтоб сообщили, а, заметив тех, кто это готовит, придушили бы, не обременяя себя русской проблематикой девятнадцатого века. Неужели для создания цельного гражданского общества нужен террор для граждан? Я размышлял и начал говорить вслух:

      – Не знаю, как вы, а я бы сообщил об адской машине в Зимнем. Я бы спас тех солдат, спас бы и взрывателей, ведь их повесили б. Да, думаю – так гуманно. Гуманизм – это количество жизней. Да, количество жизней.

      – Человеколюбие и адская машина. Что же спасёт? – Достоевский вздрогнул. – Дети – вот что меня спасает. Любовь их спасает, – Достоевский встал. – Я открою вам. Вы поймёте. Это же плоть от плоти.

      Он отодвинул этажерку от стены. В стене была дверца, обклеенная такими же обоями, как и вся стена. Достоевский открыл её. За ней была древняя массивная дверь. Достоевский толкнул дверь, она легко поддалась. За ней плавало сумеречное пространство. Плавно колеблясь, оно надвигалось на дверь и уходило в стороны. Что-то прояснялось, подплывая к двери. Сначала проступила тонкая сеть, подобная бесконечно разветвлённой паутине. Затем – очертания множества фигур, и стали видны глаза. Все фигуры переплетались этой бесконечной паутиной. Они уплывали в стороны, и только две фигурки подплыли близко к двери – так, что можно было их разглядеть. Я понял, что эта разветвлённая паутина – нервные переплетения или что-то вроде них. В одной фигурке угадывалась девочка, в другой – мальчик. Фигурка мальчика была небольшая, а девочки – совсем крошечная. Достоевский протянул к ним руки. Глаза детей были приоткрыты и смотрели, как будто сквозь сон. Их фигурки выглядели невесомыми, и сквозь них проходили колебания пространства.

      – Вот, – сказал Достоевский, – это Софьюшка и Алёша. Они не отпускают меня. Помните духов? Взрослых духов? Они впускали в себя духов маленьких, рано умерших детей, и через себя учили их взрослеть. А меня учат Софьюшка и Алёша оттуда – из последней обители. Они впускают меня к себе – в свою маленькую детскую любовь. Потому я и пишу о ней. Но я и боюсь. Я многому верю. Я знаю, что скоро умру, а любимые дети часто идут следом, и что моя любовь потянет за собой Любашу. Я боюсь этого.

      Глаза детей открылись полностью. Они смотрели на отца. Движение пространства остановилось. Лишь колебания продолжали идти сквозь фигурки. Но вот пространство поплыло обратно. Мы подошли вплотную к двери, и нас потянуло туда. Мы схватились за Достоевского.

      – Не

Скачать книгу