Скачать книгу

достает портсигар и закуривает.

      – Да, действительно, – говорит он, пуская кольца дыма, – как трагична судьба русских поэтов, почти всех: Рылеева, Кюхельбекера, Козлова, Полежаева, Пушкина…

      Неужели же права графиня Ростопчина? Кстати, она – вы вряд ли это знаете – урожденная Сушкова. Нет, не печальной памяти Катрин Сушкова, написавшая о Лермонтове апокрифические воспоминания, а ее родная старшая сестра Додо Сушкова. Она была другом Лермонтова, поверенной его чувств и надежд, его наперсницей, как это тогда называлось. Неужели же она права, советуя поэтам:

      Не трогайте ее, зловещей сей цевницы,

      Поэты русские, она вам смерть дает!

      Как семимужняя библейская вдовица,

      На избранных своих она грозу зовет!

      Я не выдерживаю:

      – Но ведь вы запретили читать сегодня какие бы то ни было стихи, кроме лермонтовских?

      Он пожимает плечами:

      – Значит, и я не умею говорить, не цитируя стихов. Но смягчающее вину обстоятельство: эти стихи написаны на смерть Лермонтова.

      Гумилев смотрит в огонь. Что он там видит такого интересного? Пламя освещает его косоглазое лицо.

      – Иногда мне кажется, – говорит он медленно, – что и я не избегну общей участи, что и мой конец будет страшным. Совсем недавно, неделю тому назад, я видел сон. Нет, я его не помню. Но когда я проснулся, я почувствовал ясно, что мне жить осталось совсем недолго, несколько месяцев, не больше. И что я очень страшно умру. Я снова заснул. Но с тех пор – нет-нет да и вспомню это странное ощущение. Конечно, это не предчувствие. Я вообще не верю в предчувствия, хотя Наполеон и называл предчувствия «глазами души». Я уверен, что проживу до ста лет. А вот сегодня в церкви… Но ведь мы не обо мне, а о Лермонтове должны говорить сейчас.

      И вдруг перебивает себя:

      – Скажите, вы не заметили, что священник ошибся один раз и вместо «Михаил» сказал «Николай»?

      Я качаю головой:

      – Нет, не заметила. Нет, я ведь очень внимательна. Я бы услышала.

      Он недоверчиво улыбается и закуривает новую папиросу.

      – Ну значит, я ослышался, мне почудилось. Но мне с той минуты, как мне послышалось «Николай» вместо «Михаил», все не по себе. Вот я дурачился и шашлык готовил, а под ложечкой сосет и сосет, и не могу успокоиться. Но раз вы уверены… Просто у меня нервы не в порядке. Надо будет съездить в Бежецк отдохнуть и подкормиться. Кстати, буза совсем уж не такой пьяный напиток. Я пошутил. А теперь забудьте, где вы, забудьте, кто я. Сидите молча, закройте глаза. И слушайте.

      Я послушно закрываю глаза и вся превращаюсь в слух. Но он молчит.

      Как тихо тут. Слышно только, как дрова потрескивают в печке. Будто мы не в Петербурге, а где-то за тысячу верст от него. Я уже хочу открыть глаза и заговорить, но в это мгновение раздается глухой голос Гумилева:

      – Сейчас тысяча восемьсот четырнадцатый год. Мы в богатой усадьбе Елизаветы Алексеевны Арсеньевой в Тарханах Пензенской губернии, на новогоднем балу.

      В

Скачать книгу