Скачать книгу

нефти, которую можно было бы доставлять по защищенным внутренним коммуникациям, чтобы поменьше зависеть от беспокойного и непредсказуемого Персидского залива, морские поставки из которого могут быть в любой момент прерваны в силу случайных катастроф или враждебной политики. Центральная Азия, конечно, не решает всех проблем, но она определенно полезна. Несмотря на эту методическую оплошность в случае энергетического сектора, Чжао подчеркивает момент, имеющий особую важность в свете склонности видеть в Китае врага, которого следует сдерживать всеми мерами. Он отмечает трудности, с которыми Китай сталкивается в Центральной Азии, а для обоснования своего утверждения, что у Пекина нет последовательного плана действий в Центральной Азии, он отмечает, что китайские ученые все еще страдают от нехватки информации и исследовательских данных. Если это отнести и к правительству, то не стоит предполагать, что Пекин действует уверенно и расчетливо, тогда как его соперники в Центральной Азии все только спотыкаются и ошибаются.

      Китай столкнулся с тем – и Чжао это подчеркивает, – что хотя Центральная Азия больше не является вражеской территорией, как это было на протяжении длительного времени после Второй мировой войны, когда здесь были размещены советские войска и Кремль имел возможности заварить бучу, взбунтовав уйгуров, но регион этот достаточно проблемный. Начать с того, что протяженность границ Китая с Казахстаном, Таджикистаном и Киргизией превышает 2250 км, а после того, как возобновилось движение по железным и автомобильным дорогам, она стала открытой – и есть планы строительства новых дорог, а потому Китай вынужден считаться с тем фактом, что все, что происходит в Центральной Азии, может перехлестнуть в западную провинцию Синьцзян.

      Чжао не оставляет нам сомнений в том, что является самой большой головной болью для Пекина: уйгурский национализм и опасность того, что он может усилиться благодаря большей проницаемости границ, так как изгнанные в Центральную Азию уйгурские националисты могут перенести свою деятельность на восток, в Синьцзян. Помимо уйгурского национализма, Пекин подозрительно наблюдает за исламистскими движениями в Центральной Азии. Есть понимание того, что укрепление талибов может взбаламутить всю Центральную Азию и повлиять на развитие событий в мусульманском Синьцзяне, где, несмотря на настойчивую политику насаждения китайской культуры, уйгуры сохранили чувство культурной идентичности. Таким образом, медленное усиление взаимозависимости между Китаем и Центральной Азией – это, в своем роде, есть нечто обоюдоострое6. Растет влияние Китая в Центральной Азии, но растет и его уязвимость в случае неблагоприятного развития событий. И это, как показывают Румер и Тренин, верно и для двух других стран – России и Америки.

      Примечания

      1. Alexander J. Motyl, Imperial Ends (New York: Columbia University Press, 2001).

      2. Эту мысль я развиваю в работе “After Empire: Russia and the Southern ‘Near Abroad’,” in The New Russian Foreign Policy, ed. Michael Mandelbaum (New York: Council on Foreign Relations Press,

Скачать книгу