Парижские письма - Павел Анненков

Скачать книгу

и это чуть ли не существенный недостаток пьесы. Вот на каких лицах зиждется вся драма, и теперь понятно, отчего с первого раза вызвала она сочувствие публики.

      Вам, может быть, приятно будет узнать новую шутку неугомонного Кабе{25}. Он уже давно на последнем листе своего «Populaire» печатает похвальные письма самому себе, получаемые от лиц всех сословий. Ныне сообщает он новый вариант панегирика. Какой-то господин, будучи при смерти, поместил в завещании: «объявить Кабе глубочайшую благодарность за минуты наслаждения, доставленные мне, завещателю, чтением икарийской системы»{26}. Почтенный покойник! Это, однако, еще не лучшая шутка Кабе. Он повздорил с фаланстерианцами{27}. Спор вышел, кажется, из того, чтоб узнать, которая из двух партий более облагодетельствовала человечество. Из желания очистить поскорее этот пункт Кабе предлагает Консидерану{28} нанять общими силами большую залу в хорошем квартале города и держать публично диспут о достоинстве обеих теорий, как во времена Абеляра. Дело остановилось за безделицей – за позволением. Вероятно, администрация, мало заботящаяся об интересе писем из-за границы, лишит меня удовольствия видеть одно из любопытнейших заседаний, какие представляло последнее десятилетие. Это тем более правдоподобно, что «National» возбудил презрительный смех в консерваторах, потребовав для работников публичных заседаний и права говорить о выгодах и невыгодах снятия таможен, как о деле, в котором они всего более заинтересованы, между тем как противники таможен, пэры и мануфактуристы, получили позволение составить общество и иметь заседания. Какая же тут, бога ради, зала для фантасмагорий Кабе и Консидерана и для публичных прений о том, чтоб узнать, где будет слаще пить и есть, в Икарии или в фаланстерах?

      Сегодня хоронят старика Дюперре{29} у Инвалидов, но на дворе холодно и сыро – и у меня нет охоты смотреть эту церемонию…

      До следующего письма.

      II(а)

      [Когда Париж денно и нощно стучит у вас под окнами, но [эти] и это имеет занимательность. На слишком гладкой дороге приятно встретить бревно и попотеть около него, а потом ведь всегда есть возможность плюнуть и обойти препятствие.] Многие находят, что обыкновенные сумасшествия французского карнавала в нынешнем году достигли крайнего развития, за которое вряд ли и перейти могут. Замечено именно в полицейских сержантах невыразимое снисхождение к условным жестам и позам [лореток] гризеток на балах Оперы, Variétés, Валентино, и относят это к нетвердому положению министерства. Всем известно, как долго страдала Франция от чистоты нравственных убеждений муниципалитета и катоновской строгости{30} правил таможенных приставов. И тем, и другим нанесены страшные удары. Допущение живых картин, сделавшихся источником дохода для трех театров и забавным зрелищем публики, так крепко связывает греческую цивилизацию с парижскою, что даже эстетика и филология противятся вмешательству цензора в кивере и красных эполетах. Развитие публичных балов

Скачать книгу

<p>25</p>

Кабе Этьен (1788–1856) – французский публицист, представитель мирного утопического коммунизма, редактор «La Populaire» («Народная газета»), пропагандировавшей идеи утопического коммунизма; выходила в Париже с 1833 по 1835 и с 1841 по 1850 г.

<p>26</p>

…чтением икарийской системы… – Система мирного утопического коммунизма, получившая свое название от книги Э. Кабе «Путешествие в Икарию» (1841).

<p>27</p>

Фаланстерианцы – последователи французского социалиста-утописта Шарля Фурье (1772–1837); фаланстер – дворец, в котором, согласно Фурье, будут жить члены фаланги – производственно-потребительской кооперации, которая составит основу общества будущего.

<p>28</p>

Консидеран Виктор (1808–1893) – французский социалист-утопист, ученик и последователь Фурье.

<p>29</p>

Дюперре Ги Виктор (1775–1846) – французский адмирал, участник завоевания Алжира.

<p>30</p>

…катоновской строгости… – Катон Старший (или Цензор) Марк Порций (234–149 до н. э.), идеолог крайне консервативной группировки древнего Рима, прославился борьбой против роскоши и свободы нравов; его имя стало нарицательным.