LITMIR.BIZ

      продолжил обучение, и, по пути к «диплому», ему втюхивали вещи, в которые тяжеловато поверить и нелегко проверить…

      но, раз они признаны истинными, и все,

      вроде как, их понимают,

      ты ж, не, дурней других…

      кивай, как все. А, ежели, наивный деревянный человечек, всё-таки, осмеливаешься переспросить, преподаватель —

      почтеннейший Дуремар – переходит на громкий визг:

      «Ты что, дурак! В шестой раз повторяю: Учение Ленина правильное, потому что, оно верное!

      Что тут может быть непонятно»!? —

      «Ааа! Вот… в чём дело!» – максимально честным голосом шепчет Буратино —

      «И как это, я раньше…» —

      Всё, вроде, успокаивается, но… в голове, остаётся…

      некое несоответствие, некие, как сказал бы, столяр Джузеппе, «непонятки» или,

      говоря простыми

      французскими словами,

      диссонанс.

      И стоит себе, глупенький Буратино, а в деревянной головке, ворочаются глупенькие деревянные мысли: «Я, конечно, не буду возражать,

      раз уж, вы так нервничаете… Нет, я верю, верю… Я, только… не понимаю, как такое возможно».

      Такая вот, вполне сказочная, ситуация.

      Хорошо, что нам, людям, растолковали, дескать, в мозгу два разных полушария: есть, стало быть, надежда суметь рассовать несочетаемые сведения

      по разным полушариям,

      чтобы голова не так болела.

      Вот и получается, что, в одном углу

      мозга, сведения… ну, к примеру, что

      Владимир Ильич Ленин —

      самый человечный человек,

      самый добрый,

      самый, понимаешь, светлый,

      самый, самый…

      Эти сведения,

      вбиты в голову, ещё со школьных

      времён.

      А, вот, в другом углу…

      там воспоминания

      Надежды Константиновны,

      из серии «Ленин в ссылке», примерно такие:

      «Когда Владимир Ильич, на лодке подплыл к островку, на котором, тесно прижавшись друг к другу, дрожали, спасавшиеся от разлива реки зайцы, Ильич, как дедушка Мазай, не стал стрелять в них из ружья.

      «Самый человечный человек» перебил всех, сколько их было, прикладом и сложил в лодку».

      Лодка, как отмечала Надежда Константиновна, значительно, почти до края борта, осела под тяжестью добычи.

      (Как же, всё-таки, повезло всем нам! Страшно предположить, что случилось бы, будь островок чуток поболее и,

      соответственно, зайчишек на нём…

      Ведь утонул бы, нафиг, «наш дорогой Ильич» в бурной реке и, глядишь, не было б, никакой революции.)

      «Ну, эти твои сведения —

      полная ерунда!» —

      Скажет мне умная Ирина —

      «Да, разве можно этому верить!

      Этой несуразице!» —

      «Какой, именно!??» —

      Тупо переспрошу я…