«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы - Алексей Букалов

Скачать книгу

литературной ткани романа значительно шире. Ибо арап особенно близок Пушкину – они ровесники («ему было 27 лет от роду», столько же, сколько было Пушкину во время работы над романом), именно глазами Ибрагима Пушкин показывает молодую Россию, преображаемую железной волею Петра283.

      Как было отмечено, во время работы над романом Пушкин еще питает некоторые иллюзии относительно нового царствования. Отсюда и идеализация отношений между Петром и арапом. Еще заманчива для поэта миссия официального историографа, еще казалась возможной роль советчика и доверенного лица монарха.

      Блажен в златом кругу вельмож

      Пиит, внимаемый царями…

      Эти строки тоже написаны в 1827 году.

      «Строитель чудотворный»

      Когда родное сталкивается в веках, всегда происходит мистическое. Так Пушкин столкнулся с Петром. Когда он заводит о Петре – сейчас звучит тайное.

Александр Блок. Записные книжки, 1901

      И все-таки для Пушкина роман о царском арапе – это прежде всего роман о Петре I, о его времени. «Семейственные предания» попали на страницы исторических летописей. И здесь возникла исполинская фигура Петра – не медного, но живого284.

      В двух эпизодах с Петром Пушкин употребляет в романе старомодно сейчас звучащий глагол «приближиться». В ямской избе «государь приближился» к Ибрагиму, в доме Ржевского дочь хозяина Наталья «приближилась довольно смело» к Петру. В романе о царском арапе Пушкин сам «приближился довольно смело» к великому царю, увидел его вблизи, «домашним образом», сохранив при этом ощущение исторической масштабности его личности.

      Новаторскими для того времени были простота и естественность, которыми дышит вся сцена в ямской избе – первая с участием Петра:

      «В углу человек высокого росту, в зеленом кафтане с глиняною трубкою во рту, облокотясь на стол, читал гамбургские газеты. Услышав, что кто-то вошел, он поднял голову. «Ба! Ибрагим? – закричал он, вставая с лавки. – Здорово, крестник!» Ибрагим, узнав Петра, в радости к нему было бросился, но почтительно остановился. Государь приближился, обнял его и поцеловал в голову» (VIII, 10).

      Точный комментарий литературоведа: «Непривычной, даже невероятной, была сама ситуация: царь… в ямской избе… облокотись на стол… читает газеты! В исторических романах 1820-х годов монарх обычно изображался в обстановке, так или иначе характеризующей его как государя: на заседании совета, в момент торжественного выхода, во время приема послов, на тайном совещании с доверенным лицом, во главе войска и т. д. Вне привычного антуража, свидетельствующего о его сане, государь мог появляться только инкогнито, в чужом костюме, и в этих случаях читатель всегда догадывался о тайне, о том, что перед ним лицо, скрывающее свое истинное положение»285.

      Русский классицизм возвел ореол божественности вокруг Петра. Уже в «Стансах» 1826 года Пушкин дал свою трактовку его образа:

      То академик, то герой,

      То мореплаватель, то плотник,

      Он

Скачать книгу

<p>283</p>

Автобиографический характер образа арапа серьезными пушкиноведами уже не оспаривается. В одной из работ Л.Сидяков отметил: «Поскольку прототипом героя был легко узнаваемый предок Пушкина, во взаимоотношения Ибрагима с царем неизбежно привносился личный для автора смысл, связанный с его надеждами и иллюзиями первых последекабристских лет» (Сидяков Л.С. «Арап Петра Великого» и «Полтава». В сб.: Пушкин. Исследования и материалы. Л, 1986. Т. XII. С. 66). Ю. Оксман давно высказал обоснованное предположение, что Пушкин сознательно слил материалы о Ганнибале с данными о семейной драме другого своего прадеда – А. П. Пушкина (см.: Путеводитель по Пушкину. С. 40). Ср. ремарку самого Пушкина в «Начале автобиографии»: «В семейственной жизни прадед мой Ганнибал также был несчастлив, как и прадед мой Пушкин» (XII, 313). Интерес к жизни Ганнибала не раз воплощался в художественных образах и сюжетных деталях пушкинских произведений. Для примера вспомним один исторический анекдот, имеющий отношение к биографии арапа. А.О. Смирнова-Россет записала в своем дневнике в 1854 году, сославшись на переписку графа Д.И.Хвостова: «…Аннибал, дед Пушкина, решил судьбу Суворова. Отец его, генерал-аншеф, очень умный и просвещенный человек по тогдашнему времени, прочил его в штатскую службу, потому что он был слабого сложения. На что Суворов не соглашался и все читал военные книги. Аннибал однажды был подослан к нему, чтобы уговорить его войти в службу, нашел его лежащего на картах на полу и так углубленного, что он и не заметил вошедшего арапа. Наконец тот прервал его размышления, говорил с ним долго, вернулся к отцу его и сказал: «Оставь его, братец, пусть он делает как хочет: он будет умнее и тебя и меня» (Смирнова-Россет А.О. Дневник. Воспоминания. М., 1989. С. 8). Можно предположить, что Пушкин знал этот анекдот из «семейственных преданий». И не он ли отразился в знаменитой сцене «Бориса Годунова»: мальчик-царевич и географическая карта?! (VII, 42)

<p>284</p>

См. Грашина Н.В. Личность Петра I в прозе и поэзии А.С.Пушкина. // Учитель – ученик: Проблемы, поиски, находки. М., 1995. С. 104–111.

<p>285</p>

Абрамович С.Л. К вопросу о становлении повествовательной прозы… Русская литература. 1974. № 12. С. 63. Обратим внимание на «зеленый кафтан» Петра. Эта деталь перекочевала в роман о царском арапе из исторического анекдота А.О.Корниловича. Там – «зеленый суконный кафтан». (Полярная звезда. СПб.: 1825. С. 161). Оттуда же и другое одеяние Петра в главе IV, где боярин Ржевский, провожая царя, «подал ему красный его тулуп» (VIII, 24). Красный тулуп мелькнет потом и у другого царя – крестьянского, Пугачева, в «Капитанской дочке».