ТОП просматриваемых книг сайта:
.
Читать онлайн.
Ну, скажет читатель, непригож собой был наш Пушкин, смугл, лицом схож со знаменитым своим предком, что ж с того? Не меньше мы его от этого любим, и остается он великим русским поэтом в сердцах наших и в глазах остального мира. Зачем же столько свидетельств, столько цитат и воспоминаний?! Да затем только, что коснулись мы сокровенного и очень важного момента пушкинской биографии и пушкинского творчества. Ощущение непохожести своей, избранности Пушкин пронес через всю жизнь. «Темная кровь остается отметиной», как сказал Ю.Н. Тынянов. И эту «отметину» чувствовал сам Пушкин, понимали окружающие – друзья и враги.
Более полувека назад один искусствовед верно заметил: «Образ Пушкина не представляет большой проблемы пушкиноведения; однако не следует его считать вопросом из области «гробокопательства» и крохоборства. Необходимо только соблюдать в этом вопросе нужные масштабы. Внешний облик поэта определяет его внешнее поведение <…> Облик поэта определяет и восприятие его творчества…»68
Толпа, «светская чернь» не прощала Пушкину его «непохожести» и африканских предков. Он же сам с интересом и гордостью изучал биографию Ганнибалов, видя в этом родстве «перст судьбы».
«Я чувствую, что мы будем друзьями и братьями не только по африканской нашей крови, – писал Пушкин о своем младшем брате Левушке (в письме Дельвигу из Кишинева. 23 марта 1821 года. XIII, № 20).
До нас дошла пушкинская шутка, сказанная в доме Н.В. Всеволожского. Всеволод, его слуга-калмык, «отличавшийся удивительной сметливостью», откликался на пошлые остроты за столом словами «здравия желаю» (с чем связан стих «Желай мне здравствовать, калмык» в послании Пушкина «Горишь ли ты, лампада наша», 1822 год). По свидетельству Я.Н. Толстого, «…Пушкин ни разу не подвергался калмыцкому желанию здравия. Он иногда говорил: «Калмык меня балует, Азия протежирует Африку»69.
В сборнике «Разговоры Пушкина» (М., 1929) приводятся и другие «африканские» ремарки поэта. «Да у меня вот тут-то пустота, – проговорил Пушкин, ударяя по своему карману, – пустота степей африканских». Или: «Жара стоит африканская, у нас там, в Африке, ходят в таких костюмах», – сказал Пушкин в жаркий полдень на даче. К этим записям, конечно, нельзя относиться как к документальным свидетельствам, но атмосферу мифа они отражают.
Пушкина, как известно, чрезвычайно интересовала судьба модного тогда «властителя дум» – лорда Байрона. «В классах он был из последних учеников, – писал Пушкин в статье («Байрон», 1835 год), – и более отличался в играх. По свидетельству его товарищей, он был резвый, вспыльчивый и злопамятный мальчик, всегда готовый подраться и отплатить старую обиду <…> Первые годы, проведенные лордом Байроном в состоянии бедном, не соответствовавшем его рождению, под надзором пылкой матери, столь же безрассудной в своих ласках, как и в порывах
Цит. по:
См.: