LITMIR.BIZ

      Но до него было еще очень далеко, а по дороге все чаще попадались то ли метеориты, то ли совсем маленькие планетки, отдаленные спутники Меркурия, и на них текла привычная жизнь субстанций, обретших здесь свое пристанище.

      Кому же стали домом эти крошечные планеты? И кто те избранные, что живут на них, словно олигархи на экзотических островах?

      Но справедливость Солнечной системы сказывалась и тут.

      Вот где понадобился мой абсолютный музыкальный слух.

      Пролетая мимо такого метеорита, я напряг свой слух и окунулся в мир волшебной музыки Моцарта, Баха, Бетховена, Грига. И хотя все звучало одновременно, это не было какофонией, но воспринималось как великий поток музыкального абсолюта, вызывая восторг и восхищение!

      – Что с тобой? – удивилась милая половина нашего сознания.

      «Проехали», – с грустью подумал я и домыслил:

      – Мне кажется, я понял. На этих крошечных метеоритах живут гении. Их так мало, что им не нужны огромные планеты, и они прекрасно уживаются на этих карликах, оставаясь великанами своего призвания.

      – А как же Моцарт и Сальери? На Земле ведь они не ужились.

      – Не знаю, но здесь за музыкой Моцарта Сальери я просто не услышал.

      – Как жаль, что у меня нет какого-нибудь гипертрофированного качества, а то бы и я пронюхала или услышала что-нибудь! – обратилась добрая половина нашего сознания к «катастрофической» молекуле.

      – Не расстраивайтесь. Это довольно противно – обонять все бывшие «прелести» большинства наших попутчиков. Я, например, до сих пор припахиваю полонием.

      Моя половинка боязливо притихла и мысленно принялась вязать для меня теплый свитер.

      А вокруг кипели нешуточные страсти, производившие тот самый гул, о котором я упоминал раньше. Начинались волнения, выливавшиеся в тревожные мысли по поводу того, например, почему нас не оставили на Луне. Все-таки это рядом с Землей…

      Или. Как же так? Грешил, грешил, а на Венеру не попал…

      Или. Я же гениален! А лечу в этой давке вместе со всякой…

      Но все это превращалось в тот самый гул, от которого было ни жарко ни холодно.