Скачать книгу

обладал редким умением, даже искусством, не разжевывать мысли до конца, не договаривать их, но так, чтобы «отблеск оставшегося за словами заливал всю страницу» и возникала убежденность, что речь идет не только и не столько о литературе, сколько о жизни, о «самом главном» в ней. Адамович всегда был склонен рассматривать литературу не просто как ремесло, профессию, но видеть за ней нечто большее и соответственно к этому относиться, – способность в наши дни почти полностью утраченная. Архиепископ Сан-Францисский Иоанн (Шаховской) в статье «Поэт критики» довольно точно сказал об Адамовиче: «Строки не подкреплены ничем и мысль их не выявлена. Автор хочет, однако, чтобы ему поверили на слово <…> В этих именно разговорах весь Адамович – критик, поэт и эссеист <…> Замены стилю Адамовича в русской критике нет»[19].

      Интонация «Литературных бесед» заставляет вспомнить критическую прозу И. Анненского, Розанова и Блока. С. Маковский как-то заметил, что «у Анненского на все – свой взгляд, ни для кого не обязательный, конечно, но всегда искушающий новым глубочайшим смыслом, каким бы неожиданным и надуманным он ни казался на первое впечатление»[20]. То же можно было бы сказать и об Адамовиче. Когда он о ком-нибудь говорит, важна не оценка, которая может быть и не очень объективной, важно, что он часто говорит такие вещи, которых кроме него не сказал бы никто.

      В своей критической прозе Адамович раскрывался не меньше, чем в стихах, это тоже была исповедь. Нет, он не говорил вещей автобиографичных, как Розанов, в этом смысле он всегда был слишком застегнут на все пуговицы, но раскрывался в гораздо более глубинных вещах – его всегда интересовала глубинная сущность писателей, и говоря о ней, высказывая о ней суждение, он тем самым говорил и о себе. Здесь уместно привести еще одну фразу С. Маковского, сказанную об Анненском, вновь переадресовывая ее Адамовичу: «ищет-то он в глубинах чужого сознания не столько влюбленность в красоту, сколько – молитвенное сострадание к человеку»[21].

      Адамович был убежден, как и многие последователи Бергсона в начале века, что целое надо постигать непосредственно, определять его терминами – значит убивать и препарировать в интеллекте. Язык может быть средством познания искусства лишь при условии, что он сам становится искусством.

      Не всем такой тип критики нравится, О. Мандельштам называл его «лирикой о лирике». Если вдуматься, не такое уж плохое определение. Все же в литературной иерархии чаще всего именно лирика занимает главенствующее положение. В ней человек раскрывается наиболее полно. А Адамович не уставал повторять, извиняясь за банальность: «Имеет смысл только та литература, в которой нет или, вернее, не осталось «литературщины», и где за словом чувствуется человек»[22]. По его мнению, и «критика, в сущности, оправдана лишь тогда, когда пишущему удается сквозь чужой вымысел сказать что-то свое, т. е. когда по природному своему складу он вспыхивает, касаясь чужого огня, а затем горит и светится сам»[23].

      Стареют

Скачать книгу


<p>19</p>

Странник. Поэт критики (Памяти Георгия Адамовича) / Публ. Е.А. Голлербаха // Russian Studies. Ежеквартальник русской филологии и культуры. Спб., 1996. Т. II. № 2. С. 267.

<p>20</p>

Маковский С. На Парнасе «Серебряного века». Нью-Йорк, 1986. С. 132.

<p>21</p>

Там же. С. 137.

<p>22</p>

Адамович Г. Литературные беседы // Звено. 1927. № 2. С. 67.

<p>23</p>

Адамович Г. Комментарии. Вашингтон, 1967. С. 87.