LITMIR.BIZ

      Незадолго до встречи брата с цыганкой Катей Николай обзавелся о-очень приличной квартиркой в самом сердце Москвы, поменял десятка два любимых женщин и жил в одиночку. Старым холостяком, как он любил говаривать.

      Сева вошел в подъезд и был тотчас задержан суровым консьержем:

      – Вы к кому?

      – Бакейкин я… – смущенно повинился Сева. – Брат… Старший… – и вытащил паспорт. На всякий случай.

      Сева не любил никаких властей и их законно побаивался. Особенно властей маленьких, поместных, которые всегда становились безудержными и безоглядными, как русские поля, в своем желании прочно, навеки утвердиться на этой земле.

      – Бакейкин? – недоверчиво протянул консьерж и внимательным образом изучил основной документ Севы. – И верно, Бакейкин… Ну, ступай, раз Бакейкин… Дома Николай Витальевич. Шестой этаж.

      – Я знаю, – сказал Сева, пряча паспорт в карман.

      Выйдя из лифта, Сева остановился и прислушался. Брат действительно сидел дома – слышались звуки пианино.

      Николай, когда бывал дома – а бывал он там нечасто, – любил сам для себя играть на пианино. Мать, обожая Коленьку, отдала его в музыкальную школу, которую тот благополучно окончил.

      Открыв брату, Николай тотчас захохотал:

      – Нет в жизни звука более захватывающего, чем вечерний нежданный звонок в дверь. Выгнала тебя твоя цыганская любовь? Выставила из твоего законного дома? Молодец баба! Уважаю! А ситуация у тебя теперь патовая… Экзотика! «Как упоительны в России вечера…» Не находишь?

      Сева махнул рукой.