LITMIR.BIZ

      Ну вот, очинил карандаш и, благое ловясь, начинаю.

      Было это сегодня же, 11 июня. Хожу я этак по двору, в думы свои погруженный, а навстречу мосье Мулине:

      – Здравствуйте, молодой человек! Чего нос повесили?

      – Тяжело,  – говорю,  – на душе,  – нос книзу и тянет.

      – Шутите, мой друг, шутите,  – говорит,  – а я отлично знаю, что вас гнетет. Тоже ведь раз зеленым юнцом был.

      – Ну что? Что?

      – А то, что мадемуазель Барб вам опять голову намылила. Ведь так?

      – Так или не так,  – говорю,  – вы-то, мосье Мулине, мне все равно не поможете!

      – Напротив,  – говорит,  – у меня есть для вас верное средство: пишите дневник. Как выльется на бумагу, что на душе накипело,  – сразу полегчает. На себе испытал.

      – Да в доме у нас,  – говорю,  – и чернил-то нет.

      – А еще в семинарии всяким наукам обучались! Так карандаш-то хоть найдется. Нет, без шуток,  – говорит,  – вы послушайтесь моего совета; этакий дневник – что горчичник: всякую боль оттянет.

      Сказал и пошел своей дорогой.

      А задала она мне и вправду здоровую взбучку:

      – Не могу,  – говорит,  – глядеть на тебя, Андрюша, как ты целый день этак без дела болтаешься! Ведь ты годом меня моложе.

      – Да,  – говорю,  – с Рождества восемнадцатый пошел.

      – Что ж из тебя, наконец, выйдет!

      – Ничего,  – говорю,  – не выйдет.  – А сам вздыхаю.  – Из бурсы за малоуспешность удален.

      – Да малоуспешность-то отчего? От лени?

      – Лень, Варвара Аристарховна, раньше нас родилась! Старая еще пословица.

      – И преглупая. Поискал бы ты себе каких-нибудь занятий.

      – Да что же я умею? В шашки играть, голубей гонять, бумажный змей пускать…

      – И неправда! Учил же ты брата Петю письму, арифметике. Но с тех пор, что взяли для него гувернера, ты от всего отбился, а Петю только глупостям учишь.

      – Ах, Варвара Аристарховна!  – говорю.  – Братец ваш – дворянин; впереди ему везде дорога, а я что? Разночинец, простого дьякона сын…

      – Да умом ведь тоже не обижен? Давно ли у нас Мулине; говоришь ты с ним нечасто; а вон как бойко уж болтаешь с ним по-французски.

      – И а́кцент бесподобный, бурсацкий.

      – Не а́кцент, а акце́нт. Способность к языкам у тебя все-таки есть. Право же, Андрюша, взялся бы ты, наконец, за ум.

      Тут ее отозвали…

      Однако рука у меня с непривычки отекла. На сегодня довольно. А на душе и то ведь как будто немножко отлегло, просветлело.