LITMIR.BIZ

      Александр. Неаполь, 12 июля 1804 года

      Правду ты говоришь, что Неаполь мерзкая земля, и лучше, кабы от нее отвязаться как-нибудь. Нет сомнения, что, ежели случится ехать курьером, непременно поеду морем до Триеста и сяду на корабль в Манфредонии; но неуповательно, чтоб меня послали. Я так привык теперь к главноначальству, что не знаю, как после исправлять подьяческую должность. С тобою могу я говорить откровенно. Я уверен, что моими донесениями будут довольны: теперешние обстоятельства делают их интересными и полезными для нас. Мне незачем спешить; принимаюсь день заранее и хорошенько всякую фразу обдумываю, прежде чем ее написать. Сегодня пошло донесение в цифрах. Карпов все еще в постели и, покуда не можно ему будет сидеть за столом, сказал, что все оставит на моих руках: это продолжится, я думаю, недели две-три. Любезного Тургенева жду с нетерпением, но без слез нельзя мне будет его обнять: какую мы потерю сделали в бесценном нашем Андрее! Помнишь, как мы, бывало, в Вене проводили вместе вечера, как он иной раз сердился, тогда как сердце его, кроме добра, никому ничего не желало; жаль мне очень бедного Андрея.

      Я так теперь стеснен, что не могу взять к себе Александра, но ежели найду новую квартиру, какую мне хочется, то непременно к себе его втащу. Кланяйся ему много от меня. Помнишь, как Андрей дьяконом певал[13]? Все сии воспоминания очень грустны. Мой поклон al bambino, al picco-lino, так называли принчика Мекленбургского в Риме. Каков тебе кажется другой Стрелицкий? Всякое сухое дерево здесь приводило его в восхищение, всем восхищался; такой сладенький! Мы всякий день вместе бывали.