Скачать книгу

Интересная, должно быть, получилась у них семья – он музыкант, она биолог.

      Теперь Николай любил их обоих. Игорек прислал однажды стихотворение, посвященное

      фронтовику-танкисту, хозяину дома, в котором они снимали комнату. Стихотворение

      начиналось так: "Глубокие шрамы на лицах имеют свою выразительность…" Видимо, Игорек

      о многом передумал. "Знаешь, вырастаем мы как-то незаметно, – дописал он прозой, – и суть

      нашего роста в том, что мы начинаем подпирать то, что лежало пока на плечах других, Надо

      понять, что сейчас именно наше поколение – самое крайнее из всех существовавших.

      Именно мы отвечаем за все. Нам часто напоминают об этом, но до нас не доходит. А ведь от

      этого не отмахнешься, ведь иначе-то и быть не может. Это независимо от нас… Уж извини за

      мой высокий слог…" Бояркин ответил ему не менее высоким слогом, сознавшись, что Игорек

      высказал и его мысли. "Лучшего друга у меня не будет никогда", – думал Николай.

      Пережидая минуты до подъема, Бояркин стоял, навалившись на заклиненное рулевое

      колесо. Бетонный причал блестел, как лакированный. Отблескивали темно-синие корабли,

      припавшие к бетонной руке земли. Чехлы на скорострельных пушках почернели, и пушки

      стали похожими на больших добродушных куриц, усевшихся на носу и корме каждого

      корабля. На пирсе у трапов, втянув головы в воротники плащей, стояли вахтенные. До

      присвоения старшинского звания Николай тоже дежурил у трапа и знал, что сейчас самое

      неприятное для вахтенных не дождь, а медленное, тягучее время, от непроизвольного отсчета

      которого невозможно отвлечься. Но этим-то временем Бояркин в свое время неплохо

      воспользовался. На гражданке ему было некогда разбираться в себе. А уж про учебный отряд

      и говорить нечего, но именно тогда – в стиснутое время учебки, окончательно перестав

      принадлежать себе, он ощутил неотложную потребность разобраться. Наверное, это было

      своеобразным инстинктом самосохранения, потому что личность уже проступала в нем и

      требовала определения своих первых границ. Но возможность для этого появилась только на

      корабле, когда Бояркин выучил необходимые инструкции, освоился с обстановкой и стал

      заступать вахтенным у трапа. Вот тут-то и обнаружилось, что для разбора вовсе не требуется

      уйма времени, как думалось раньше. Уже к третьему часу первой вахты тренированное

      мышление разбросало по полочкам все картины и впечатления, отмело ложное, перетасовав

      не только прожитое, но и предполагаемое на будущее. В следующие четыре часа вахты все

      это от начала до конца пролетело уже несколько раз, как ускоренная кинопленка. А после

      нескольких вахт оказалось возможным всю свою девятнадцатилетнюю жизнь, идущую уже

      готовыми, отшлифованными картинами, просматривать в несколько минут. Можно было

      даже подобрать воспоминание по настроению и, словно нажав на какую-то условную

      клавишу,

Скачать книгу