LITMIR.BIZ

Скачать книгу

на зеркало реки, нажал. Пулемет, дрожа, заработал. Вынимая землю для укрытий, мы здесь еще не проводили стрельб; это была первая пальба, разнесшаяся над нашим рубежом.

      Кто-то выскочил из ямы.

      – Тревога! – крикнул я. – В ружье!

      И тотчас, как искаженное эхо, отдалось:

      – Немцы!

      Голос был странно приглушен, человек не выкрикнул, а скорее выдохнул это, словно немцы были уже рядом.

      В следующий момент кто-то побежал. За ним другие. Я не успел заметить, как это случилось. Все произошло мгновенно.

      Лес был недалеко, в полутораста – двухстах шагах. Бежали туда…

      Я поднялся на кучу глины и встал там, молча глядя вслед бежавшим.

      Рядом раздался яростный крик:

      – Стой!

      И затем – ругань.

      Это выкрикнул появившийся откуда-то пулеметчик Блоха. Увидев меня, он кинулся ко мне, к пулемету. Меня пронзила острая, как игла, любовь. Ни одну женщину я не любил так, как бегущего ко мне пулеметчика Блоху.

      Смотрю, остановился Галлиулин – огромный казах, упаковщик по профессии, легко взваливавший на широченные плечи станковый пулемет. Он опустил голову и прижал руку к груди, безмолвно прося извинения. А ноги уже несли его ко мне, вслед за Блохой.

      Затем обернулся очкастый Мурин, до войны аспирант консерватории, писавший статьи по истории музыки. Но его кто-то подтолкнул, указывая на недалекий лес. И он опять, как заяц, помчался. И опять обернулся. Потом остановился. Вспотевшее лицо на слабой шее поворачивалось то ко мне, то к лесу. Потом он быстро протер пальцами очки и понесся назад, ко мне.

      Все они были одним отделением, одним пулеметным расчетом. Теперь не хватало лишь командира отделения, сержанта Барамбаева.

      Я нередко радовался, глядя, как ловко он, казах Барамбаев, разбирает и собирает пулемет, как легко он угадывает, точно механик, где и почему не совсем ладно. «Вот и мы, казахи, становимся, как и русские, народом механиков», – иногда думал я, встречая Барамбаева.

      А теперь он прошмыгнул, наверное, где-нибудь мимо, не смея на меня взглянуть.

      Я молча встречал возвращавшихся. Я знал, мои бойцы были честными людьми. Сейчас их терзал стыд. Как оградить их на другой раз от этого мучительного чувства, как спасти их от позора? Разве я уверен, что они в другой раз не побегут и опять потом не будут понимать, как это с ними могло произойти? Что с ними делать?

      Уговаривать? Побеседовать? Накричать? Отправить под арест?

      Отвечайте же – что?

      3. Судите меня!

      Я сидел у себя в блиндаже, уставясь в пол, подперев опущенную голову руками, вот так (Баурджан Момыш-Улы показал, как он сидел), и думал, думал.

      – Разрешите войти, товарищ комбат…

      Я кивнул, не поднимая головы.

      Вошел политрук пулеметной роты Джалмухамед Бозжанов.

      – Аксакал, – тихо сказал Бозжанов по-казахски.

      Аксакал в буквальном переводе – седая борода; так называют у нас старшего в роде, отца. Так иногда звал меня Бозжанов.

      Я взглянул на Бозжанова. Доброе круглое лицо его было сейчас расстроенным.

      – Аксакал… В роте

Скачать книгу