LITMIR.BIZ

      На следующий день был показ. И если мы с Саней еще шутили, то у Перелько от вчерашнего веселья не осталось и следа. Он сразу пресёк все наши шутки, сказав, что мы несерьёзные люди, и шутим оттого, чтобы хоть как-то прикрыть нашу внутреннюю пустоту и бездуховность.

      Наш отрывок был где-то посередине. В драных штанах, босиком, в кожаной желетке на голое тело, похожий скорее на голодранца из фильма «Путёвка в жизнь», чем на слугу из знатного веронского дома, я сидел за кулисами. Меня вдруг ни с того ни с сего захватило волнение. Руки мои начали трястись, и я в итоге, чтоб их как-то унять, взял в руки какую-то розовую грязную тряпочку, которая вскоре стала мокрой от пота. Саня Кошечкин сидел рядом, одетый в прямом смысле слова в мешок, в днище которого он проделал дыру для головы, и отрезал углы, превратив их таким образом в прорези для рук. Талию его обхватывал широкий армейский ремень, медную пряжку которого, увенчанную пятиконечной звездой, Саня завернул за спину. Перелько хмуро глядел в пол и всё время хотел курить.

      Прямо перед нами был отрывок «Сон в летнюю ночь», который делали Андрюша Ершов и Катя Заовражная. Они изображали царя и царицу из какого-то далёкого древнегреческого полиса. Они ходили, завёрнутые в белые простыни с размалёванными казёнными печатями на спинах и босиком. Охали, ахали, корча из себя влюблённых, и в конце-концов завалились спать прямо на сцену. Андрей при этом тихонько взвизгнул, получив занозу в голую ляжку. Это почему-то меня развеселило и придало сил.

      И… вот он!!! Момент истины!

      Нас объявляют: «Ромео и Джульетта», в отрывке играют…»…

      Я уже ничего не слышу, и смотрю на полку, на которой валяется чья-то грязная рубашка… Чья она? Вот Сеня Корсунский и Полина Бирюкова выносят в глубь сцены парту, изображавшую лавку Аптекаря. Почему Полина Бирюкова?! И…«С Богом!», -раздаётся под ухом хриплый шёпот Кошечкина.